Метла и металлический шарик
Шрифт:
Будь Эмелиус посмелее, он бы бросил это опасное ремесло, но отцовские деньги все ушли на его обучение колдовству, а сам молодой человек был слишком слабохарактерен, чтобы решиться начать все сначала.
В 1666 году Эмелиусу исполнилось тридцать пять лет, но он состарился раньше срока, был худым и нервным. Он подпрыгивал от малейшего писка, бледнел, если лунный луч падал ему на лицо, и вздрагивал при появлении собственного слуги.
Заслышав шаги на лестнице, Эмелиус принимался твердить коротенькое заклинание, которое помнил
Опасаясь королевских соглядатаев, он выдавал себя за музыканта-мечтателя, получившего в наследство дом колдуна, и в любую минуту, услышав подозрительный шум, бросался к клавикордам.
В тот вечер, заслышав шаги в узком коридоре под лестницей, Эмелиус выпрыгнул из кресла, в котором дремал у камина (ночи в конце августа уже несли первую осеннюю прохладу), наступил на кошку, издавшую душераздирающий вопль, зажег фитиль, плававший в плошке с маслом, предварительно посыпав его желтым порошком, чтобы пламя стало синим, схватил пару сушеных лягушек и пучок белены и, застыв на миг, торопливо, не унимая дрожащих рук, выпалил коротенькое заклинание, при этом одним глазом он глядел на клавикорды, а другой не сводил с двери. Раздался стук в дверь, неуверенный, нерешительный стук.
— Кто там? — спросил колдун, готовый, если что, сразу же задуть голубое пламя.
Послышался шепот и какое-то шарканье, а затем голос, чистый и звонкий, словно серебряный колокольчик, произнес: «Трое потерявшихся детей».
Эмелиус опешил. Он кинулся было к клавикордам, затем метнулся назад к голубому огоньку, да так и застыл на полпути, положив одну руку на глобус, а другой сжимая ноты. «Войдите», — сказал он угрюмо.
Дверь медленно распахнулась, и в темноте коридора чернокнижник разглядел фигуры трех детей в странной одежде. Они были ослепительно прекрасны. На них были балахоны вроде тех, что носили лондонские подмастерья, но подпоясанные шелковыми шнурами, а их чистота жителю Лондона XVII века показалась просто неземной. Кожа их блестела. Нос Эмелиуса уловил нежный запах — свежий и пряный цветочный аромат.
Эмелиус задрожал, ноги его подкашивались, ему захотелось сесть. Он с изумлением уставился на свой колдовской инвентарь. Неужели два сушеных лягушонка и пучок белены дали такой удивительный результат? Колдун попытался припомнить набор латинских слов, которые он над ними произнес.
— Мы потерялись, — произнесла девочка необычным иностранным голосом, чистым, как горный хрусталь. — Мы заметили свет в вашем окне, входная дверь была не заперта, и мы решили зайти спросить дорогу.
— Куда? — спросил Эмелиус дрожащим голосом.
— Все равно куда, — ответила девочка. — Мы совсем потерялись, даже не представляем, где мы сейчас находимся.
Эмелиус откашлялся.
— Вы в Крипплгейте, — выдавил он.
— Крипплгейт? — удивилась девочка. — В Лондоне?
— Да, в Лондоне, — прошептал Эмелиус, отступая к камину. Он ужасно
Старший мальчик выступил на шаг вперед.
— Извините, — начал он вежливо, — не могли бы вы нам сказать, в каком мы находимся веке?
Эмелиус взмахнул дрожащими руками, словно стараясь отогнать детей.
— Сгинь! Отправляйтесь туда, откуда пожаловали! — взмолился он.
Девочка покраснела и быстро-быстро заморгала. Она оглядела темную неприбранную комнату: пожелтевшие пергаменты, стеклянные пузырьки, череп на столе, свечи на клавикордах.
— Извините, — пролепетала она, — если мы вам помешали. Эмелиус метнулся к столу, схватил плошку с маслом, двух лягушек, пучок белены и с проклятиями швырнул все в очаг. Они зашипели и вспыхнули. Глядя в огонь, колдун потер пальцы, словно очищая их от грязи, затем обернулся, глаза его расширились так, что показались белки. Он уставился на детей.
— Все еще здесь! — прохрипел он.
Девочка еще чаще заморгала.
— Мы сразу же уйдем, — заверила она, — только скажите сначала, какой сейчас год?
— Двадцать седьмое августа одна тысяча шестьсот шестьдесят шестого года от рождества Христова.
— Тысяча шестьсот шестьдесят шестой год, — повторил мальчик. — Правление короля Карла II.
— Через неделю случится Лондонский пожар! — радостно заявила девочка.
Лицо старшего мальчика просияло.
— Крипплгейт? — обрадовался он. — Может, и этот дом сгорит. Пожар начнется в королевской пекарне на Пуддинг-лейн, пламя перекинется на соседнюю улицу.
Эмелиус вдруг упал на колени. Он сжал руки. Лицо его исказилось, словно от боли.
— Я понял вас, — вскричал он, — продолжайте!
Девочка посмотрела на колдуна и вдруг улыбнулась по-доброму, словно угадала его страхи.
— Мы не причиним вам зла, — сказала она и подошла к нему. — Мы просто дети — потрогайте мою руку.
Кэри дотронулась до сжатых рук Эмелиуса. Рука ее была теплой и мягкой, человеческой.
— Мы просто дети, — повторила она и добавила: — Из будущего.
Она улыбнулась своим спутникам, словно сказала что-то очень умное.
— Ага, — подтвердил старший мальчик, он, казалось, был удивлен и польщен. — Это правда. Мы прилетели из будущего.
— Это все? — вяло поинтересовался Эмелиус. Колдун поднялся. Он был потрясен. В голосе его звучала горечь.
Теперь вперед выступил самый младший, похожий на ангела: густые золотистые локоны спадали на белое чело.
— Можно мне посмотреть ваше чучело аллигатора? — попросил малыш вежливо.
Эмелиус снял чучело с крючков, которыми оно крепилось к потолку, и без слов положил аллигатора на стол. Колдун сел в кресло у камина: его била дрожь.
— Что еще нас ожидает, кроме пожара, который уничтожит этот дом? — мрачно поинтересовался он.
Девочка присела на скамеечку напротив него.