Мето. Остров
Шрифт:
Она снова исчезает. А я продолжаю расшифровку. Только не думать о том, что следующий укол будет для меня последним… что я умру, так и не отыскав своих родителей… Я снова читаю цепочку букв… А что, если?.. Если прочесть надпись наоборот? Тогда получится: JE----ELLE Е — Е. Две одинаковые буквы перед ELLE… Шаманка ошиблась, я смог разгадать надпись: JE MAPPELLE EVE: МЕНЯ ЗОВУТ ЕВА. Ее зовут Ева. Глаза мои закрываются.
Когда я просыпаюсь, Ева снова рядом со мной, она спит. Не знаю, на сколько она решила отсрочить свой приговор. Я вспоминаю друзей. Что они делают без меня? Как с ними обошлись? Надеюсь, Рваные Уши не воспользовались случаем избавиться от Марка и выменять его у Дома на кого-то из своих? Они бы нашли оправдание такой подлости.
Шаманка потягивается и касается губами моей щеки. Опять, как и в прошлый раз, когда она гладила меня по голове, в моей памяти всплывает смутное давнишнее воспоминание, и я невольно улыбаюсь.
— Какой симпатичный! — восклицает она. — Жаль, что ты мальчик, а то я оставила бы тебя при себе.
Я опять не вижу ее, зато слышу ее смех.
Ну вот, языком уже можно шевельнуть. Скоро и говорить смогу. Она больше не обращает на меня внимания, и я продолжаю расшифровку: «Меня зовут Ева».
«Я ищу моего брата».
«Никогда не доверять этим варварам».
«Тот, кто узнает мою тайну, должен умереть». Эта последняя фраза повторена не меньше десяти раз.
Шаманка снова склоняется надо мной. Не хочу, чтобы она вколола мне снотворное. Тараторю, пока еще не поздно:
— Ты на острове, чтобы отыскать брата.
Она с силой прижимает пальцы к моим губам, чтобы заставить меня молчать. Я продолжаю дрожащим голосом:
— Позволь мне немного поговорить с тобой. Я не буду кричать и никуда не убегу. Мне просто хочется кое в чем разобраться. А убьешь ты меня потом, я не буду мешать тебе.
Она меня не слушает и быстро всаживает иглу мне в ногу. Я еще слишком слаб, чтобы защищаться. Она пристально смотрит мне в глаза, но раствор не вводит.
— У тебя есть несколько минут, Мето.
— Почему я должен умереть? Я ребенок! Я ничего не…
— Молчи! — обрывает меня она. — Я не могу довериться никому. Варвары, даже самые юные, способны на неслыханную жестокость. Ты видел изуродованные тела…
Она замолкает, нацеливает на меня жесткий взгляд и сухо добавляет:
— Я поклялась себе ни за что не даться им живьем. Разговор закончен. Больше не желаю болтать.
Она медленно жмет на шприц, чтобы ввести раствор. Я успею сделать последнюю попытку, прежде чем вещество подействует, и скороговоркой выпаливаю:
— Я не такой, как они! Я никогда никого не предавал! Клянусь!.. Я хороший!.. Я не хочу умирать!..
Она вводит остаток жидкости и вынимает иглу.
— Перестань хныкать как младенец! Если хочешь, чтобы я тебя слушала, не будь таким занудой. Я вижу, что ты и вправду чуть-чуть от них отличаешься. Но не надейся, что я тебя выпущу отсюда живым: ты слишком много знаешь.
Я еле живой, но мне кажется, что первое испытание позади. Мне нужно во что бы то ни стало возобновить наш разговор. Я убежден, что чем ближе знаешь человека, тем труднее его уничтожить. У нее такие же рыжие волосы как у Октавия. Может, он и есть ее брат? Она его видела, потому что он был вместе со мной, когда мы притащили сюда Гаюдака. И она обратила тогда на него внимание: дернула за волосы. Может, чтобы получше разглядеть, какого они цвета?
Но раствор подействовал, и веки мои сомкнулись.
— Ну, проснулся, малыш Мето? Позволяю тебе помыться, потому что мне нравятся чистые мальчики.
Она помогает мне подняться. Обвивает мою руку вокруг своей шеи, и мы куда-то ковыляем. По пути снова вижу коробки и склянки с лекарствами, толстую книгу и множество тетрадей, похожих на те, что были в Доме. Она раздевает меня, отводя взгляд, и подталкивает к большой лохани с теплой мыльной водой. Она трет мне спину, и я не сопротивляюсь; затем моет мне волосы, споласкивает. И снова слезы наворачиваются мне на глаза. Она протягивает мне полотенце.
— Не разводи сырость, — строго говорит она и отходит в сторону.
Руки и ноги еще плохо меня слушаются, и я долго вожусь с чистым бельем, которое она мне приготовила. Наконец я оделся. Она возвращается и с довольным видом меня оглядывает. Снова ведет меня к лежанке, где я осторожно продолжаю прерванный разговор:
— Мой друг Октавий; случайно, не твой брат?
Кажется, она удивлена моим вопросом. А я-то думал, что заставлю ее в это поверить. Но нет, разве ей что-нибудь внушишь!
— Нет, — отвечает она. — Возраст и цвет волос похожи, но глаза другие.
— Ты очень его напугала, — говорю я.
— Знаю. Скажи, почему ты только что плакал? Тебе мыло в глаза попало?
— Не знаю. Нет, не мыло. Я подумал о маме. Она меня купала, еще маленького… Не помню ее совсем. Если бы я увидел ее, то наверняка бы не узнал. У меня украли воспоминания, и иногда… это очень обидно.
— Расскажи мне про жизнь в Доме.
Больше часа я рассказываю ей про Дом: про дурацкие правила, про несправедливые наказания, про доносчиков. И про вечный удушающий страх. Она слушает затаив дыхание, уточняет мелкие подробности. Я вспоминаю наш бунт, время надежд и тяжкое чувство, с которым нам пришлось покинуть младших. Я пользуюсь случаем показать ей (хотя и не слишком напираю на это), что я верный товарищ и никогда не нарушаю клятв. Я рассказываю о моих близких друзьях, об Октавии, Марке и Клавдии. Не забываю упомянуть про жестокое обращение с нами Рваных Ушей. Пусть знает, что я не на их стороне. А вот и моя очередь задать вопрос:
— Ты не знаешь, что Рваные Уши сделали с моими друзьями после того, как я попал сюда?
— Их помиловали. Один из Хамелеонов взял святотатца на поруки, и теперь за ним наблюдает весь клан. Я приготовлю нам поесть, малыш Мето.
Конечно, она говорит о Неохамеле. Значит, Марк в руках этого изверга, готового на любую подлость. Мне обязательно надо попасть в главную пещеру. Я должен его защитить. Но как отсюда выбраться? Я чувствую, что мое положение здесь, в Промежутке, укрепляется. Шаманка больше не угрожает мне новым уколом. Это добрый знак. Мне кажется, что она стала относиться ко мне как к младшему брату. Она не считает, что я представляю для нее опасность, пока остаюсь в Промежутке. Но что бы такое придумать, чтобы она меня отпустила? Что я могу дать ей в залог молчания?