Метод Лиепа: Философия тела
Шрифт:
Лиля всегда давала оценку спектаклю, отмечала, что хорошо, а что раньше получалось лучше. Хотя отцу сразу после спектакля нельзя (!) было делать замечаний: он очень сердился и обижался, мог даже нагрубить. (На другой же день отец все внимательно слушал и всегда обдумывал то, что ему говорили.) Лиля, мне кажется, всегда говорила то, что думала, но отец же знал, что он — «сынок» и его очень любят.
В зрительном зале ее можно было всегда не только увидеть, но и услышать по громогласному «Браво!».
Света и Зоя. Дверь в детскую распахивается — на пороге стоит отец. В комнате темно. Мы с Андрисом уже почти спим, а Света
Когда они приезжали на спектакли отца из Саратова, их укладывали у нас в «детской» на полу.
«Так! — говорит отец. — СПИТЕ?! Чтобы через пять минут сидели за столом!»
Света и Зоя (или «девочки») были студентками и сначала познакомились с мамой, когда она приезжала на гастроли в Саратов с Московским драматическим театром имени А. С. Пушкина. Они ходили на ее спектакли, преподносили цветы, потом познакомились.
Потом приехали на спектакль отца. Приезжали часто. В доме стали совершенно своими людьми. Для нас с Андрисом — «тетя Зоя» и «тетя Света». Нам с ними было очень легко и весело. Они же часто смущались — например, когда отец «шествовал» по дому в пижаме или в халате.
Марис Лиепа. Я хочу танцевать сто лет
Света и Зоя приезжали, готовились к спектаклю: наряжались, доставали и упаковывали цветы, сочиняли текст на открытку. Например: «Глубокоуважаемый Марис Эдуардович.»
И вот Света и Зоя вылезают из-под одеяла, где они прячутся, делая вид, что спят. Они же только что вернулись со спектакля, полны впечатлений и переживаний. Они просто смущаются и не хотят попадаться на глаза. Отец все это очень хорошо понимает.
А отец так любит гостей после спектакля! О, конечно, кто-то уже зашел. И сейчас они очень нужны друг другу: «девочки», отец и гости.
Отец всегда сам расставляет цветы по вазам. Читает их открытки и говорит: «Нет, ну надо же! Они живут со мной в одном доме, а пишут “Глубокоуважаемый Марис Эдуардович!” Ну как не родные!»
А на следующий день у отца творческий вечер в МГУ. Большой успех, много публики. Его обступает толпа и провожает до машины, прося автографы, задавая вопросы и т. д. И вдруг, открывая дверцу машины, над всей этой толпой он кричит: «А где мои девочки?.. Девочки! В машину!» И Света с Зоей, радостные, гордые, счастливые, садятся — машина трогается!
Много всего написано о «Спартаке». А мне всегда было интересно: как это было в первый раз на публике? Ведь есть вещи необъяснимые. Есть энергетика спектакля, есть дух, атмосфера действия — то, что непередаваемо, но чего нельзя не ощутить!
Вот зал заполняется людьми. Еще никто не знает, что такое этот балет — «Спартак». Вот оркестр привычно настраивается, и свет огромной хрустальной люстры Большого театра из яркого становится приглушенным. Выходит дирижер, аплодисменты — спектакль начался.
Вот на увертюре знаменитый золотой занавес разлетелся в стороны и становится виден другой — с надписью «SPARTAKUS». Сейчас он взметнется вверх, открыв так называемую «черепаху», составленную из щитов римских легионеров, центр которой ОН — КРАСС.
Как же это было?
Зоя смотрела и генеральную репетицию, и премьеру. Когда вышла из театра, она забыла, куда ей надо идти, и около часа ходила кругами по скверу, вокруг фонтана, пытаясь осознать происшедшее, прийти в себя и успокоиться. Но у нее это не получалось.
А в ночь, когда отец умер, он ей приснился — отец разбудил ее и сказал: «Зоя, я умер. Ты приедешь меня хоронить?»
Она приехала.
Мы дружим с ними до сих пор. Теперь они приезжают нечасто. Но на моей «Пиковой даме» были. Мы потом проговорили с ними всю ночь. Я достала костюмы отца из «Спартака» — они по-прежнему хранятся у нас в доме. Мы говорили, а его костюмы лежали рядом. слушали.
Дар
Брат Андрис привез мне из паломнической поездки в Иерусалим и на Афон среди многих святынь: чудный крестик с аметистами, освященный на Гробе Господнем, Иерусалимских свечей, еще и бумажную иконочку Целителя Пантелеимона из Свято-Пантелеимонова монастыря. И хотя я и отнеслась к ней с благоговением, тем не менее, поставив на столик у кровати, а потом, наверное, нечаянно смахнув, — забыла о ней.
И вот случилось, что я сильно простудилась. Жила я тогда одна, ухаживать за мной было некому. И тут знакомая посоветовала, как легко, залив из «носика» чайника в собственный нос воды с солью и йодом, можно моментально излечиться от простуды, что я и не преминула сделать. Но то ли этот способ лечения мне не подходил, то ли я что-то не поняла, только несколько капель воды стали путешествовать, как им вздумается, прошли по носоглотке, забрались куда-то внутрь и остановились около уха, но только с другой стороны, причиняя ужасную боль.
Ночь, позвонить некому, я одна. И вот я брожу по полутемной квартире и вою. Тут я и вспомнила про иконочку Целителя, стала отыскивать ее и, действительно, нашла завалившейся за прикроватный столик. Достала, смахнула пыль и, повалившись на кровать, прижимая ее к несчастному уху, горячо зашептала: «Помоги, помоги!»
Дальше происходило следующее: почему-то пришла мысль, что надо забраться под одеяло и сильно пропотеть, что я и сделала (уже не выпуская образ из рук). Потом — что надо погримасничать! Я строила невероятные рожи (кто бы это видел!), пытаясь таким странным образом сдвинуть злосчастные капли! Так прошло несколько часов: я снова разогревалась под одеялом и снова корчила рожи. К пяти часам утра то, что причиняло такую адскую боль, качнулось и выскочило на ладонь, оказавшись прозрачной каплей соленой воды. Я посмотрела на образ Целителя, который всю ночь так и не выпустила из рук. Он чуть намок, но взор святого был спокоен и серьезен. Прижала его к губам, груди, потом в изнеможении откинулась на подушки и прошептала: «Спасибо».
Так мы познакомились.
Прошло время. Я нажала на кнопку выключателя телевизора и услышала репортаж о пребывании в столице мощей Целителя Пантелеимона и о том, что в эти дни честная Глава находится в Елоховском кафедральном соборе. Прослушала все без особого энтузиазма, но услышала. На следующий день было Первое мая.
Проснулась не рано, вспомнила про вчерашнее сообщение и подумала: «Может, съездить? Наверное, в праздничный день народу будет немного». Делать было нечего, я села в машину и приехала на Басманную улицу. Подойдя к храму, увидела очередь, которая тянулась через весь прилегающий к собору сквер. Я была очень апатична. Как-то лениво припарковала машину, лениво подошла и встала в конец очереди, размышляя: «Нет, ну, конечно, я не собираюсь тут стоять». Какой-то голос внутри меня спросил: «А зачем же ты здесь?» Я ответила: «Ну-у, постою немного. Так просто.»