Метод Лиепа: Философия тела
Шрифт:
Потом уже мы назвали нашу встречу «мексиканским сериалом». А тогда мне и в голову не приходило, ЧТО разыгрывалось полчаса тому назад в стенах Щукинского училища, студенткой которого была Машка.
Кто-то из ее однокурсников увидел меня на спектакле, и понеслось по коридорам: «Лиепа, Лиепа — там Лиепа!!!»
Конечно, все знали, что мы сестры. Но знали также и то, что мы незнакомы. Она очень хотела подойти, но страшно боялась. А вдруг я сказала бы: «Не хочу тебя знать, и нет у меня сестры». Ребята же поддерживали ее, говорили, что подойти надо обязательно.
— А
— Неважно что. Ты, главное, подойди, а там все само собой образуется!
Стайка однокурсников собралась на ступеньках института — и как «группа поддержки», и как «зрительский амфитеатр».
И вот они видят, что Машка подходит, стучит в окно машины, а машина в это время отъезжает!!!
Машка в отчаянии отвернулась, чтобы не было видно слез, которые уже стояли в глазах. Но я успела их опередить, выскочив из машины (так и не вспомнив от волнения, как ее зовут), воскликнула: «Ну, конечно, я тебя узнала!» Взяла ее за плечи, и мы крепко обнялись. «Амфитеатр» рыдал!
Она что-то лепетала, я кивала головой. Слава (мой муж) вышел из машины (он и не знал, что у меня есть сестра).
— Это моя сестра. Маша, — сказала я ему, приходя в себя.
Я сразу позвонила маме и рассказала о встрече — не знала, как она отреагирует, и немного волновалась. Возникла долгая пауза.
Потом мама сказала: «Ну и очень хорошо. Разве дети виноваты в том, что делают родители? Конечно, надо общаться!»
Она приняла Машку сразу, всем сердцем, как я и, конечно, Андрис.
Нас всех беспокоит судьба Машки, и мы все принимаем в ней участие. Машке дан чудный характер: лучезарный, светлый и очень оптимистичный.
Когда она родилась, отец сказал: «ЭТА будет певицей». А когда Машка подросла, отдал ее в Большой детский хор под управлением Виктора Попова, где она занималась несколько лет.
Иногда мне кажется, что отец подталкивает меня, подсказывает, если Машке нужна моя помощь. После Щукинского училища, где все говорили, что у Машки — ГОЛОС, я взяла ее за руку и мы пришли в Гнесинский институт, потом в Центр оперного пения Галины Вишневской. Так началась ее новая жизнь. Теперь она серьезно занимается вокалом и существует в удивительном «пространстве» под опекой выдающихся мастеров — Галины Павловны Вишневской и Ирины Ивановны Масленниковой.
Я не знаю, как сложится ее творческая судьба. Но хочется сказать Машке слова, которые отец говорил нам с Андрисом: «Ребятки, если вы хоть немного постараетесь, какая у вас может быть интересная жизнь!»
Я зову ее «Машка», потому что все-таки она — маленькая.
Катя и Володя
В нашей семье они всегда были «Катя» и «Володя». Мы говорили: «Отец сегодня танцует с Катей». Или «Мы идем смотреть Володю в “Жизели”». И не было в этом ни тени фамильярности. А звучало для нас любовно, тепло и очень интимно. Как будто они наши.
И вся эта близость из детства. Сочинская галька санатория «Актер» разогрета солнцем. Вот Володя берет Катю на руки и несет. Так он делает каждый раз, когда Катя хочет купаться. Мне, наверное, одиннадцать лет. Я смотрю и замечаю — так никто не делает, только Володя.
Отец подкидывает меня Володе — учиться нырять с пирса вниз головой — я трусиха. А потом Кате — повторять за ней ее гимнастику. Я повторяю. Сажусь на шпагат, делаю port de bras. Наверное, я ей мешаю. Но она всегда ровная. И от себя не отвлекается, и меня замечает. «Тебе бы надо заниматься с Володей». — «Почему?» — «Потому что он бы увлекся, потом ему бы это быстро надоело, и ты бы гуляла.» Занимаемся.
Не могу оторвать глаз от Катиных стоп — невиданной красоты. Прихожу в номер и засовываю ступни в щель диванчика. Может, у меня когда-нибудь получится так же красиво тянуть пальцы?
Сколько бы ни было потом в жизни пересечений с Катей или Володей — они все помнятся и все тепло!
Будь это потрясение после «Ромео и Юлии». Мы с Андрисом вышли из театра и добрели до дома, не произнеся ни слова. Боясь разрушить волшебство. Или чудесные возможности потоптаться рядом с Володей, когда мы фантазируем что-то для вечера Марии Калласс или мистерии в Белом зале Пушкинского музея. Просто подышать его воздухом, умилиться маленькой дырочке на манжете дорогого свитера, захватить забытое им на рояле чеховское пенсне.
Все родное, все близкое.
У Андриса — своя история. Там и чудесный «Макбет», и гастроли с «Осколками», и незабываемая «Золушка» с Катей. Целая жизнь. А в моей балетной школе теперь есть зал «Катя и Володя». Утром захожу в подъезд. Девушка на ресепшен протягивает мне ключ: «Мы оставили вам для занятий зал “Катя и Володя”».
Память
Зоя, я умер! Ты приедешь меня хоронить?
Сон
Зоя, Света, Лина, Муханова, Большая Лиля по прозвищу Дон Базилио. Этот список можно было бы долго продолжать. Все это — поклонницы. Но все они очень разные, у всех разные отношения с Кумиром и с нашей семьей.
Все они были частью жизни отца, а значит, и нашей. Отец ценил своих поклонников, но к тем, кто составлял «стайку», облеплявшую его машину и у нашего, и у театрального подъезда, относился иногда с легкой иронией.
Поразительно, что некоторые из поклонников становились друзьями, а иные оставались рядом с отцом до его последних дней, а затем перешли «по наследству» к нам.
Муханова (кстати, потомок декабриста Муханова) была дама очень пожилая, но пылкая, как восемнадцатилетняя девушка. Сколько раз приходилось подбегать к телефону, чтобы услышать на другом конце прерывистые гудки, а потом в отчаянии сказать: «Па! Ну подойди же сам — это, наверное, Муханова». Наша мама ее не выносила, Муханова платила ей тем же.
Если в окне мы не видели около отцовской машины «пестрой стайки», мы знали, что Муханова точно притаилась где-то в кустах или за овощной палаткой. Мы с Андрисом над ней ужасно подтрунивали, а отец держал на расстоянии, раздражался ее докучливостью, но пропуск на спектакли все же оставлял.