Метро 2033: Кочевник
Шрифт:
– Сейчас принесу.
Она направилась в дом, и Ахмед двинулся следом. Посмотрел в сторону ворот и увидел довольных дружков, показывающих большой палец. Тоже оценили красоту по достоинству, гурманы.
С Сымбат они столкнулись на веранде. Она протянула ковш с водой, но он, не обращая на него внимания, стал теснить ее в дом. Подойдя вплотную, крепко обеими руками обхватил женщину пониже спины.
– Есть один безотказный способ заработать все, что захочешь.
Сымбат уперлась одной рукой в его грудь, отодвигаясь от зловонного дыхания наглеца, а второй выплеснула
– Напился? Убирайся!
– Ты чего такая несговорчивая? – Ахмед утер лицо ладонью и снова стал наступать. – Ты же одна живешь. Сама детей тянешь. Не нравлюсь? Тебе требуется полчаса потерпеть, и потом сможешь купить у соседа хоть весь кизяк. Я же заплачу. Хочешь патронами, хочешь мясом. Или, может, другие пожелания есть? Говори! Все выполню!
– Думаешь, если одна живу, то без мужика пропадаю и буду на первого встречного-поперечного соглашаться? – она покачала укоризненно головой. – Пошел вон! А то закричу! Мужики прибегут, ввалят тебе!
– Ой бай! Да никто не придет. – Он надменно усмехнулся. – Боятся они. Поэтому кончай брыкаться, а то я своих позову сейчас, подержат тебя.
– Пошел вон, урод!
Сымбат не унималась, помня, что лучшая защита – это нападение, хоть и было ей немного страшно. Повышая голос, она вводила себя в боевое состояние, надеясь избавиться таким образом от неприятного посетителя. К тому же опыт на сходках у акимата показывал, что мужчины обычно пасуют в спорах с женщинами, когда те начинают орать.
– Я мужа в ежовых руковицах держала, он слова поперек сказать не мог! Думаешь, я тебя испугаюсь? Хрен тебе! Ты кто такой вообще? Не местный, а хозяином себя здесь чувствуешь? Ты гость, и веди себя как гость, а не руки распускай к каждой бабе!
– Все как обычно. – Ахмед прищурился, тихо сатанея. – Такая красавица, а как рот откроет, так погань и льется. Не били тебя, видно. Ни отец, ни муж. Не научили слушаться мужчину!
– Что ты тут гавкаешь? Какого мужчину? Ты, что ли, мужчина? Если носишь штаны, это еще не делает тебя мужчиной! Убирайся, чтобы глаза мои тебя не видели! Не родился еще тот, кто руку на меня поднимет!
Ахмед не выдержал этого потока слов, стиснул зубы и ударил. Бил сильно в лицо, но основанием ладони, чтобы не испортить красоту. Женщина перелетела порог, упала на пол у печки и попыталась подняться. Он шагнул широко и пнул в живот, в ответ услышав стон.
– Нравится тебе, сука!? Я научу тебя открывать рот, только когда ешь!
Он присел на корточки, схватил ее за одежду и приподнял, заглядывая в глаза. Увидел то, что хотел. То, что всегда нравилось в таких вот боевых горластых женщинах. Страх. Ударил снова, лбом. Голова дернулась, ее одежда выскочила из его рук, и Сымбат снова оказалась на полу, глухо стукнувшись затылком. Ахмет разорвал платье, обнажая грудь, довольно причмокнул и оскалился. Достал нож.
– Я покажу тебе, как уважать мужчин, сука!
Женщина стала отталкиваться пятками и локтями от пола, сдвинулась с места и уперлась затылком в печь. Ахмед снова ее ударил основанием ладони в лоб, так, что загудел
В этот раз он уже схватил ее за волосы, стянув косынку и запустив в них пятерню. Резко, не переставая улыбаться, еще два раза приложил ее голову о печь и только тогда отпустил. Стал задирать подол, но вдруг заметил, что она безучастна. Обычно в таких случаях женщины начинают верещать, царапаться и пинаться, но эта молчала, уставившись в потолок.
Он просунул ладонь под затылок и, приподняв голову, заглянул в глаза. Застывший, невероятно расширившийся зрачок служил определением одного из состояний, когда он достигал таких размеров, – смерти, да и пальцам стало тепло и мокро. Ахмед уронил ее голову, посмотрел на руку, по сторонам. Угол металлической печки, как и ладонь, были в крови и прилипших черных волосах. Он машинально вытер руку об одежду покойницы, встал и цвыркнул зубом.
– Вот сука, сбежала! Ох, а хороша… – Ахмед окинул прощальным взглядом неподвижное тело и покачал головой. – А была бы податливей, отряхнулась и дальше пошла бы. Но мне нельзя перечить. Никак не поймут этого, шалавы…
Нервный тик всей левой части тела раздражал и отвлекал от просходящего вокруг. Веко дергалось, мышцы руки стали вдруг сами непроизвольно сокращаться, а мизинец занемел. Сжатый несколько раз кулак проблемы не решил, и только сильно стиснутое другой рукой плечо немного успокоило расшалившиеся нервы. Шал проводил взглядом удалявшегося Ахмеда с дружками. Судя по уверенному виду, тот чувствует себя в безопасности – значит, пока Луговой покидать не собирается. Тем лучше, прояснить один вопрос у местного градоначальника много времени не займет.
Вытащив из кобуры ружье, Шал снял с коня сумку с рюкзаком и направился в акимат. Все свое ношу с собой, сказал умный человек, стукнув себя по лбу и намекая на богатство знаний, полученных в течение жизни. Прибыв же в чужое селение, не надо быть мудрецом, чтобы понимать, что оставленные без присмотра вещи тут же привлекут внимание любопытных, вряд ли знакомых с судьбой преждевременно почившей кошки.
Акимом здесь служил старый знакомец, Булат, ровесник и сослуживец старшего брата. Если он сейчас находился в акимате, следовало поинтересоваться, чего это по Луговому расхаживает один из самых разыскиваемых в Каганате преступников. В сотрудничество знакомого и старого врага верить не хотелось, но поведение Ахмеда говорило об обратном. Тот словно имел карт-бланш на посещение станции по программе «все включено».
Перескакивая через несколько ступеней сразу, Шал стремительно поднялся на второй этаж и без стука открыл кабинет акима.
– Здарова, Була!
За столом восседал другой человек. Круглое лицо, обрамленное короткой бородой, знакомо – вероятно, в прошлый раз уже встречались. Молодой такой, а уже подсидел Булата? Или просто замещает, пока тот куда-то уехал? Недоуменно уставившись на неожиданного посетителя, тот привстал.
– А где Булат? – удивился Шал.
– Нет его. Умер.
– Когда?