Меж двух мгновений Вечности

Карман Владимир Георгиевич

– Но вообще, ты прав, - согласился Крот. От этого трудно уйти. Надо разрывать расстояние, пытаться ставить быстрые блоки. Пусть лучше руки порежет, чем проткнёт. И атаковать. Потому что долго можно не продержаться.

– Или убегать, - подсказал соперник.

– Если не при исполнении, никого защищать не надо, если чувствуешь, что не совладаешь - тогда, конечно. Но для спецназёра это не самый красивый выход.

– Ножом бэров не порежешь, - послышалось из строя.

– Бэра и на приём не возьмёшь. У него суставов нет.
– поддержал кто-то.

Крот согласился кивком головы и с одним и с другим.

– Однако это не значит, что не надо владеть рукопашкой. Неудобно будет, если станешь заступаться за девушку перед хулиганом, а он тебя зарежет.

На другой день с утра он был у летчиц на приёме зачётов

по итогам полугодовой подготовки. Участие в работе аттестационной комиссии Крота изрядно утомило. С девяти утра они засели в зале управления полетами, устроившись за покрытым зеленым сукном столом - где только взяли это сукно? Формально возглавлял комиссию он, но главную роль играла, конечно, Стрижич. Её люди, её тема. Третьим за столом был майор Кондрат Алексеевич. Стрижич сыпала вопросы, касающиеся тактико-технических данных аппаратов, возможности и правомерности применения оружия, системы определения цели, и Крот ещё больше зауважал её, как всегда уважал тех, кто хорошо разбирается в своём деле. Секретчик Белобородько и Крот вступали в дело уже в самом конце допроса очередной измученной проверяемой. Белобородько был изобретателен и подходил к задаче сохранения государственной тайны творчески. Он не просто требовал называть номера приказов и дать формулировки распоряжений, а делал это в особой изощренной, почти садистской, форме. Например, мог спросить, какая часть приказа такого-то не относится к летному составу, а потому знать её испытуемой необязательно. Слушая его, Крот со стыдом подумал, что он-то - командир - в этих приказах совершенно не ориентируется, и не дай Бог попасть в лапы к такому Белбородько из центрального аппарата, куда и его обязательно пошлют когда-нибудь для подтверждения квалификации. И твердо решил выбрать время и постажироваться у Белобородько. Утешало его лишь то, что для практической службы большинство этих приказов были совершенно не нужны, а некоторые даже вредны. Сам он задавал стандартные вопросы с тем расчетом, чтобы отпущенные на свободу счастливицы тут же ознакомили с ними страдающих ожиданием в коридоре. Спрашивал одно и то же: порядок высадки и подбора десанта, перечень визуальных сигналов, подаваемых с земли в экстренных ситуациях, ну и, конечно, о действиях в случае аварийной посадке на территории, контролируемой противником. Хотя этот вопрос был, как он понимал, сугубо теоретическим, поскольку вряд ли кому из летчиц придется подняться в небо, а, значит, и аварийно приземлиться. Выслушивая отвечавших, сам подробно дополнял ответы. Не удивительно, что каждая новая испытуемая отвечала на них всё лучше и лучше.

Закончили в шестом часу. И пока Крот раздумывал, пойти ли в столовую или попробовать смастерить какой-то перекус на квартире, Стрижич пригласила уважаемых членов комиссии на домашний обед ровно через двадцать минут, добавив, что возражения не принимаются, и тут же удалилась готовиться к приёму гостей.

– Ну вот, - сказал Кондрат Алексеевич, попыхивая папироской: видно, к образу сурового кадровика папиросы шли больше, чем сигареты, - традициям летчики верны.

– Каким традициям?
– поинтересовался Крот, по мере возможности отодвигаясь от дыма. Они сидели в курилке неподалеку от штабного корпуса летной части, выжидая отведенное им для подготовки к приёму время.

– После экзаменов Ирина всегда устраивает званый обед для членов комиссии. Открывает доступ в закрытый укреп-район, понимаешь. Я пойду, не за тем, чтобы поесть, а чтобы посмотреть.

– А что, плохо готовит?

– Хорошо готовит. Но мне и взглянуть интересно, как там сейчас. Состав-то гарнизона изменился.

Намек на отношения с Седых почему-то Крота покоробил. Он спросил невежливо:

– Это в вас профессиональное?

– Да ладно вам, Александр Васильевич. Всё подшучиваете.
– Белобородько понял, откуда ветер дует и умело сманеврировал. Продолжил добродушно-ворчливо, - Тогда с этим, с Можайским. Я ведь не сообразил сразу, что вы меня подкузьмили. Не думал, что командир такого ранга и такой заслуженный человек будет насмехаться.

– Вы уж извините меня, Кондрат Алексеевич, я тогда еще в свой ранг до конца не вошёл. Теперь бы я так не пошутил.

– Да уж. И девица рядом терлась гарная. Я понимаю. Сам молодой был. Пошли, наверное, а то неудобно: ждёт ведь.

Белобородько аккуратно расплющил папироску о каблук и опустил её в установленный по центру

беседки красиво разрисованный ромашками стандартного образца тазик. Кстати, довольно заполненный окурками. Вот вам и женская половина! Спецназовцы курят значительно меньше. Хотя курильщикам спецназовскую нагрузки не выдержать.

Квартира у Стрижич была небольшая, скромно обставленная. Никаких особых косметических изысков, только потолки забраны в пластик. Впрочем, что удивительного? Крот видел в этом доме потолки, в пластик не забранные: пашня над головой. А вот излишеств в виде цветов, кошек и картин - никаких. Аскетически обустроенное жильё. Что там во второй комнате, где спальня, оставалось только гадать. Туда их, естественно, не пригласили.

Стол был сервирован не по-праздничному, а так, как накрывают его к приезду дальних родственников. В центре стола стояла запотевшая бутылка водки. В плошках два вида салата, в глубоких тарелках - дымился борщ. Крот давно не ел домашнего. Очень давно, и от вида среднерусской сервировки сомлел. В последний раз отведал хозяйкиного борща, когда учился в военном институте: в увольнении зашёл в гости к товарищу. Там его и накормили в последний раз отличным домашним обедом. Долго потом вспоминался тот обед. Может быть, не потому, что стряпня была такой уж выдающейся, а потому, что сам обед был для него явлением исключительным. Так уж получилось, что вырос он на обедах казенных. Детский дом, кадетский корпус, суворовское училище, военный институт, офицерские столовые, разного вида ресторанчики и бистро. Качеством эти обеды разнились, но по сути своей оставались одним и тем же - общепитом. А тут хозяйское. Для гостей. С желанием отличить и отличиться. Тут же за столом он впервые увидел Ирину не в форме. И удивился, какая она домашняя в чуть потертых коротких джинсах, голубой футболке. Удивился и тому, с удовольствием смотрела на то, как два оголодавших мужика накинулись на её стряпню.

– Вкусно непередаваемо!
– оценил со знанием дела Белобородько.

И Крот энергично поддержал его, закивав головой.

– Ой, да ладно вам, - отмахнулась Ирина, - оценка холостяков необъективна.

– Почему это?
– Заинтересовался Крот.
– Намек на их желание подольститься к хозяйке?

Она бросила на него быстрый изучающий взгляд и покачала головой:

– Тогда бы я не стала сужать круг до холостяков. А холостяки - потому что изголодались на казенных харчах.

– Бобыли, так будет точнее...
– изрек Кондрат Алексеевич.
– Бобыли имеют ограниченный доступ к жизненным удовольствиям. Поэтому они непритязательны ни в чём...

– Ну, спасибо, Кондрат Алексеевич, - сказала Стрижич вроде бы и с иронией, но как всегда без улыбки. И не понятно было, в пику ему это было сказано или с обидой.

– Ну что вы, Ирина Геннадьевна, это я так.
– смутился тот.

– Это он не о вас, это он о нас.
– Вмешался Крот, на правах старшего выправляя ситуацию.
– Мы с одинаковым усердием хвалим и отменный обед, приготовленный вами и не отменный, но дающий возможность утолить голод, когда больше нечем. Ну, улыбнитесь же!

Но она не улыбнулась. Водка и горячий борщ сделали свое дело: офицеры, что называется, начали терять форму. Не то, чтобы распоясались, но верхние пуговицы расстегнули и заговорили без чинов, совсем как штатские. Сначала поговорили об экзамене. Вспомнили забавные эпизоды, отметили хорошую теоретическую подготовку летчиц. На это Стрижич возражала, но умеренно. Видно было, что она и сама довольна, однако показать это считала нескромным. Поэтому делала вид, что застольные оценки следует расценивать как вид благодарности за обед. Были, конечно, и тосты. Выпили за хозяйку, за учебный процесс, за державу. Крот после третьей пошёл в решительный отказ, отчего Белобородько погрустнел и, доев картошку с котлетой, стал собираться. Крот хотел было тоже подняться, но Ирина вдруг остановила его.

Белобородько выпил на посошок, попрощался, и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Мне надо с вами поговорить, Александр Васильевич.
– Начала она неуверенно.
– Мне нужен совет. Вернее, помощь. Или... В общем, решите сами.

– Конечно, - ответил Крот, недоумевая, о чём Стрижич может с ним советоваться, и в чём он сможет ей помочь. Почему-то в этот момент ему вспомнился Седых и разлад между ним и Ириной. Подумал: "Не в посредники ли она меня хочет определить?" Но тут же отогнал эту мысль, как нелепую.