Меж двух огней
Шрифт:
Надвинув капюшон плаща поглубже, медленно иду вдоль стены ангара, вздрагивая от каждого шороха. Но в осторожности нет никакого смысла: под трапом меня ждет Хеймитч.
— А со своим ментором прощаться необязательно, да, солнышко?
— Ты бы сразу догадался, что я задумала, — парирую его выпад, судорожно соображая, что делать. Если он поднимет тревогу, второго шанса на побег у меня не будет.
— Я и так это понял, — посмеивается мужчина. — Я слишком хорошо тебя знаю. Ты бежишь, Китнисс.
— Я иду отдавать
— Ты бежишь, — с нажимом повторяет Хеймитч, — ведь Койн и Плутарх задумали поженить вас.
— Откуда…?
— Не ты одна умеешь подслушивать чужие разговоры. Ты не охотник, а жертва, детка. Затравленная, готовая откусить себе лапу, только бы выбраться из западни.
Между нами повисает тяжелое молчание.
— Осуждаешь меня?
Мужчина молчит, притворившись, что крайне заинтересован процессом погрузки лекарств. Наше время на исходе. Я подхожу ближе и крепко обнимаю ментора на прощание. Тревоги не будет. Это же Хеймитч, а мы с ним очень похожи и понимаем друг друга с полуслова.
— Снова скажешь «постарайся выжить»?
— Не сегодня.
Я знаю его целую вечность, но ему все же удается меня удивить.
— Посмотри на меня внимательно, солнышко, — усмехается ментор. — Вот что бывает, когда у тебя не остается ничего, кроме собственной жизни.
========== Глава 21. Счастливая ==========
Отрицание. Мое сердце жалко трепещет при виде Гейла, стоящего у трапа планолета со скрещенными на груди руками. Я останавливаюсь на полпути и едва не выпускаю из рук коробку с лекарствами, которую схватила не глядя, просто чтобы слиться с толпой солдат, бодро перетаскивающих привезенные припасы в лагерь повстанцев.
— Что ты здесь делаешь?
Усмехнувшись, парень забирает у меня груз и говорит как ни в чем не бывало:
— Слишком тяжелый для тебя. Возьми что-нибудь поменьше и иди за мной. Я покажу, куда нести. И надень капюшон — вот-вот должен начаться ливень.
Никогда еще дождь не был так кстати. Все вокруг закутаны в непромокаемые плащи, так что наш внешний вид никому не кажется странным. И все же мы кружим по лагерю не меньше часа, явно отвлекая внимание. Хоторн приводит меня на окраину и кивком указывает на самую дальнюю палатку, судя по размерам, явно предназначенную для одного человека.
— Располагайся. Я сейчас вернусь.
Терпение заканчивается. Бросив коробку на землю, хватаю его за руку и рывком заставляю повернуться ко мне.
— Нет.
— Послушай, Китнисс…
— Гейл, если ты не понял, я пришла не для того, чтобы слушать.
Его коробка летит на асфальт вместе с моей. Оглянувшись по сторонам, он почти силой затаскивает меня в палатку.
— Что все это значит?! Тебя послала Койн?
— Я пришел сам, — тихо, с ноткой обиды отвечает Гейл. — Сбежал вслед за тобой.
Как он оказался здесь раньше меня? Как ему удалось скрыться незамеченным? А может, он врет, и его отправил сюда
— Почему?
— Потому что ничего не изменилось, Кискисс. Мы снова идем на охоту, и только. Ты и я. Совсем как раньше.
Наверное, увидев Гейла на посадочной площадке, я подумала о том же, и это и было причиной моей радости, которой я изо всех сил пытаюсь не поддаваться. Не потому что не хочу. Просто не могу себе такого позволить — поверить кому бы то ни было, пусть даже этот кто-то — мой старый друг и верный напарник. Верный? Кому, мне? Или Альме Койн, как и Плутарх, некогда заверявший меня в своей безграничной преданности и вечной дружбе?
Я молчала несколько часов, но в горле отчего-то пересыхает. Парень протягивает мне флягу с водой.
— Меня уже ищут?
— Не совсем. Они, гм, делают вид, что озабочены твоей пропажей, но на самом деле Койн будто бы довольна подобным поворотом событий…
— Она довольна тем, что я наконец перестала путаться у нее под ногами.
Возможно, Президент Тринадцатого еще не поняла, что к чему. Но это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Что происходит в Дистрикте?
— Плутарх собирает команду Победителей, чтобы сделать из них так называемый Звездный Отряд, выставить их на передовую, но не пускать в открытый бой, а лишь снимать новые промо-ролики. В их задачу входит разве что кривляться перед камерами с оружием в руках, тем самым поддерживая воинский дух в повстанцах и отвлекая внимание Сноу.
— И ты пойдешь со мной в Капитолий? В настоящий бой, на улицы, полные миротворцев? У тебя есть выбор…
— Нет никакого выбора. Я с тобой, Китнисс. Был, есть и буду до конца. И еще… Там нет ни одного миротворца.
— Откуда ты знаешь?
Гейл вытаскивает из кармана небольшую металлическую коробочку, набирает какой-то код на клавиатуре, и он начинает мигать разными цветами
— Это Голо, — вполголоса объясняет парень, продолжая возиться с прибором. — Голографическая карта Капитолия. А все эти цвета — синий, красный, зеленый, видишь? — это ловушки. Что внутри, знает один Сноу. Нам известно лишь то, что все они смертельно опасны.
Я склоняюсь над картой и по очереди пытаюсь коснуться быстро мигающих огоньков. Воспоминания так свежи и болезненны, что пальцы моментально сводит судорогой.
— Это война только для нас. Для Сноу все происходящее — всего лишь Игры. Семьдесят Шестые Голодные Игры.
После Гейл преувеличенно медленно выключает карту, убирает Голо обратно в карман и долго, очень долго не решается посмотреть мне в глаза. А когда наши взгляды встречаются, я уже безоговорочно верю ему. Верю, потому что знаю ответ на мучивший меня вопрос «почему?».
— Я должен был вызваться добровольцем тогда, на Жатве. Отправиться на Игры с тобой вместо Пита. Ведь это я — твой напарник. Выдвигаемся на рассвете, Кискисс. Надо выследить и убить одного старого змея.