Меж двух океанов

Ганзелка Иржи

— Действительно, это так. Ничего подобного я в Чичен-Итса не видел.

— Показания дает епископ Ланда. Днэго де Ланда, что вы писали в 1566 году в своей книге «Relacion de las cosas de Yucatan»?

— В период засух существовал обычай бросать в колодец живых людей, принося их в жертву богам. Туда же бросали и многие предметы из драгоценных камней. И если в этой стране еще имеется кое-какое золото, то исключительно благодаря этому колодцу, на дне которого покоится большая часть его. Потому что индейцы приносили в жертву также и золотые вещи.

— Диэго де Ланда, ваш «Отчет о делах юкатанских» — вынужденное добродеяние. Вы принялись писать его лишь для того, чтобы замолить свои грехи, чтобы искупить свою вину за уничтожение

с вашего ведома многих тысяч ценных рельефов, за проведенное в июле 1562 года аутодафе в Мани — торжественную казнь еретиков — и уничтожение нескольких сотен кодексов, принадлежавших индейцам майя. Свой «Отчет» после этого вы высасывали из пальца. Вы не историк, а собиратель сплетен!

— Показания хочет дать Каррильо Анкона. Отлично! Прошу вас дать свидетельские показания, сеньор Крессенсио Каррильо Анкона.

— В моей «Истории» на странице сто восемьдесят один я написал, что в Чичен-Итса был обычай бросать с большой высоты в Священный колодец людей и драгоценные предметы в качестве жертвоприношений. Но я писал, основываясь на слухах, собственными глазами я ничего такого не видел!

— Благодарю вас. После этого почти на триста лет у Колодца воцарился покой. Затем на Юкатан явились вы, мистер Стеффене, со своим коллегой художником Катервудом.

He можете ли вы нам сказать, как, собственно говоря, обстояли дела с Колодцем?

— Колодец был самый большой, самый таинственный и заросший из всех встреченных нами на Юкатане. Он был мертв, словно в нем поселился дух вечного молчания. Казалось, что сквозь его зеленоватую воду проступает тень мистических сказаний о том, что городище Чичен-Итса некогда было местом паломничества и что сюда бросали человеческие жертвы.

— Чем обоснована ваша точка зрения?

— С вашего разрешения, я не историк и не археолог, я просто обыкновенный путешественник. Это было мое субъективное ощущение. Впрочем, как вам известно, мою двухтомную книгу я назвал «Incidents of Travel in Yucatan», «Приключения во время путешествия по Юкатану»…

— Совершенно верно, это вносит полную ясность в ваше утверждение на сей счет в главе семнадцатой второго тома. В качестве свидетеля здесь присутствует также господин Эдвард Герберт Томпсон. Вы прибыли на Юкатан в качестве консула Соединенных Штатов, не так ли, мистер Томпсон?

— Да, в 1885 году. Когда-то я читал перевод книги падре Ланда, и меня больше всего привлекло его упоминание о золоте, скрытом в колодце. Я распорядился доставить в Чичен-Итса землечерпалку, и мы выгребли из Колодца множество всякой дряни. Мы нашли в Колодце горы кадил, осколков ваз, кувшинов, черепа и кости мужчин, женщин и детей. Но меня это, как вы понимаете, не могло удовлетворить. Поэтому мы спустили на воду плот, я пригласил из Флориды двух водолазов-греков, и те погрузились в мрачное царство Юм-Чака. Говорят, там было темно, как в мешке, но мои ребята привыкли добывать губку в море и для такой работы пальцы их были хорошо тренированы. Впрочем, что из этого вышло, вам известно: кольца, браслеты, колокольчики, блюда, диски и чаши — все чистого золота, золотые фигурки змей и различных животных, множество предметов из меди, дерева, кремня, все это аккуратно собрано в музее Пэбоди в Гарвардском университете.

— Вот вам доказательство того, что я говорил святую правду, — с жаром воскликнул епископ Ланда, — водолазы меня полностью реабилитируют!

— Это не доказательство, епископ Ланда! Что касается человеческих костей, то они могли принадлежать, скажем, самоубийцам. Можно предположить, например, что здесь было место погребения. Но вам хорошо известно, епископ Ланда, что конкистадоры были вынуждены выдумать какой-либо предлог, чтобы оправдать массовое истребление индейцев, чтобы доказать миру, будто жестокие язычники, которые приносили живых людей в жертву, не заслужили другой участи, кроме поголовного уничтожения. Вы лично в своем «Отчете» этот предлог широко пропагандировали! Относительно золота: разве не известно вам, что индейцы майя были хорошо знакомы с болезненным корыстолюбием испанцев и их ненасытной жаждой золота? Вам не могло прийти в голову, что они предпочитали бросить свои драгоценности богу Дождя, чем отдать их в лапы испанцев?

— Вы все, сидящие здесь, господа испанцы, — резко заговорил поднявшийся юноша майя из рода прославленных мастеров, которые из века в век украшали рельефами стелы майя, — все вы были готовы ради золотой мишуры уничтожать нас, индейцев майя, которые испокон веков жили здесь, у себя дома, и которые никогда даже курицы не обидели. Вы убийцы, вы отрезали детям руки и ноги, вы отрезали груди у женщин, вы группами сжигали стариков в соломенных хижинах, вы…

— Хватит, хватит! Допрос окончен, прошу свидетелей разойтись!

«И зачем только мы сюда лезли!»

Истина такова: не будь американской привычки ежедневно задавать работу десяткам миллионов челюстей при помощи жевательной резинки, мир так никогда и не узнал бы

о некоторых городах индейцев майя.

Какая существует между этим связь, станет ясно после того, как проследишь путь чикле — сырья, без которого все эти занятые работой челюсти снова были бы вынуждены вернуться к жевательному табаку. Дерево сапоте — Acbras sa-pota — очень нежное, оно нередко погибает уже после первого надреза, поэтому тем, кто его намеренно и планомерно ранит, не остается ничего иного, как все дальше углубляться в джунгли Юкатана, Кампече и Кинтана-Роо. Только таким путем удается чиклерос выжать четыре миллиона килограммов «белых слез» ежегодно, только так удается чикле разделить в статистике мексиканского экспорта третье, четвертое и пятое места с кофе и живым скотом, только та к удается при систематическом прочесывании девственных лесов время от времени пробуждать от векового сна груду забытых развалин.

Такая груда развалин вплоть до 1925 года возвышалась неподалеку от восточного склона Кастильо в Чичен-Итса, и только после трех лет кропотливых усилий археологов из нее появился на свет величественный Храм воинов. Еще большую груду развалин — пирамиду с Храмом чародея — обнаружили в 1840 году Стеффене и Катервуд в Ушмале, «покрытую высокой травой, плевелом, кустарником и деревьями до шести метров высотой».

На сей день Храм воинов застрахован от новых разрушений балками из питтсбургской стали. Железные шкворни незаметно соединяют каменные хвосты Змей в птичьем оперении, которые когда-то поддерживались балками сводов из камня и «железного дерева» сапоте. Индейцы майя были отличными астрономами, архитекторами и скульпторами, они строили величественные часовни, они умели украшать их великолепными рельефами, их мастера воспроизводили человеческое тело в профиль намного совершеннее, чем древние египтяне, и тем не менее решить проблему возведения сводов были не в состоянии. Во Дворце владыки в Ушмале они попытались как-то устроить свод. Длинные камни они укладывали один на другой таким образом, чтобы верхние выступали над нижними. И так они укладывали камни до тех пор, пока обе стены не сошлись в верхней замыкающей плите. Но подлинно круглых сводов они не знали. Вероятно, жрецы, обслуживавшие многочисленные храмы индейцев майя, жили в вечном страхе, что тяжелые своды, поддерживаемые относительно слабыми колоннами, в любую минуту могут рухнуть на их головы.

В Чичен-Итса есть замечательное подтверждение того, насколько зрелым у индейцев маня было ощущение перспективы. Если смотреть на северную лестницу издали, в глаза бросается интересное обстоятельство: лестница, ведущая к часовне, совершенно не сужается! Для достижения ошеломляющей монументальности, чтобы внушить верующим чувство, будто путь к божествам — это путь чудотворный, архитекторы маня преодолели закон перспективы удивительно простым способом: лестницу наверху они сделали шире, чем внизу.