Меж двух океанов
Шрифт:
На третий день к вечеру мы широкой дугой обогнули южную оконечность Флориды. Словно слабый отсвет неонового сияния, слева на горизонте повисли огни Майами. Спустя полчаса они погрузились в море.
Старший инженер похваляется тем, как подскочила стрелка указателя скорости. Мы находимся как раз в знаменитом течении между берегами Флориды и Багамскими островами, возле которых теплый Гольфстрим плавно поворачивает на северо-восток. Только после того как капитан раскладывает на столе большую простыню карты северной Атлантики, раскрываешь для себя загадку школьных поучений об «обогреве берегов Англии
— В обход быстрей, а главное — дешевле. При скорости шестнадцать с половиной узлов мы расходуем в день двадцать четыре тонны мазута. При скорости четырнадцать узлов расход снижается до тринадцати тонн. Самая упорная борьба идет за десятые доли узла сверх пятнадцати. А теперь представьте себе, что в Флоридском заливе Гольфстрим гонит нас со скоростью от трех до четырех миль в час. За один только день плавания он продвигает нас даром на сто километров. При расчетах горючего это кое-что да значит!
— Не вздумайте выходить с кинокамерой на палубу! Сметет в море, как щепку.
За ночь «Ибервиль» превратился в бумажный кораблик. Несмотря на то, что нагружен он был до краев, его легко швыряло на волнах. Форштевень ежеминутно взлетал над линией горизонта и тут же с грозным шумом зарывался в разбушевавшуюся стихию, с которой, словно с пасти дракона, ураганный ветер срывал пену. Соленые брызги неслись по палубным стокам вместе с пресной водой, которую с самого утра зловещие тучи низвергали с неба. Двое-трое юнг, которым выворачивало желудки, судорожно вцепились в поручни. А коль уж обстрелянных мореплавателей так-то крестит океан, это кое-что да значит.
С запасным высотомером произошла удивительная перемена. В день отплытия в Веракрусе он твердо показывал ноль. А теперь словно его с водолазом опустили под воду: минус семьдесят метров! Но на капитанском мостике уже давно зафиксировали понижение атмосферного давления. Радист ловит в эфире тревожные сообщения о том, что в двухстах километрах восточнее нас движется циклон. Перережет ли он путь «Ибервилю»?
В столовой творится что-то невероятное. Стулья и столы носятся по натертому до блеска паркету, сталкиваются друг с другом, как пьяные, ударившись о стену, отлетают к другой. Как же тут обедать?
— Мы к такому цирку уже привыкли, иногда он длится несколько дней подряд. Если бы так продолжалось все время, можно было бы с голоду умереть. Закройте-ка иллюминатор да завинтите его хорошенько. Так. А теперь посмотрите, как я сейчас это гуляние прекращу!
Стюард отодвинул медную крышку в полу, под которой была резьба, а из-под стула вытащил тягу с фасонной гайкой. Через некоторое время все стулья и столики были привинчены к полу.
— А как же с тарелками? Они от вас удерут в два счета! Если бы по краю стола хоть бортик был!
— От бортиков вам сегодня было бы мало пользы.
Спустя четверть часа стюард подавал обед так, как будто
вовсе и не штормило. Он комично сгибал колени, разнося суп, словно балерина, танцевал между стульями. К этому времени
— Следовало бы выпить, циклон повернул на северо-восток, — произнес за ужином второй помощник и поднял стакан с вином.
На следующий день шторм утих, море стало снова кротким, как барашек.
— Спокойное, как стакан молока, — поправляют матросы.
Вдруг откуда ни возьмись появилась стая чаек. Откуда они прилетели: с Азорских островов или из Испании? Или, быть может, даже с Британских островов?
Так или иначе, Европа уже не заставит себя долго ждать.
Путешественник, родина которого находится в центре Европы, относится к морю с некоторым недоверием. Особенно когда тринадцатый день он не видит вокруг себя ничего, кроме воды. Ему становится страшно при воспоминании о Нубийской пустыне. Там он чувствовал под ногами твердую почву, и тем не менее достаточно было отклониться на несколько градусов и… об этом лучше не вспоминать! А что же говорить здесь! Черт их знает — все эти морские таблицы, секстанты, гирокомпасы и лаги.
— Не сердитесь, капитан, но человеку вдруг приходит в голову и такое: а попадем ли мы вообще в Европу?
— Это милая шутка! Встаньте завтра пораньше и ждите с часами в руках, когда появится земля. Если будет хорошая видимость, то вам придется признать точность наших навигационных игрушек.
Ночь была спокойная. И все же не спалось. Завтра наступит и на твоей улице праздник: спустя три с половиной года снова Европа. К счастью, в Шербург мы не плывем, первый наш заход в Гавр. Там будет выгружаться сажа для парижских резиновых комбинатов, часть галвестонской серы и немного хлопка. По трезвым расчетам это продлится четыре дня. За это время можно будет немного побродить по Парижу. В Нью-Орлеане на палубу поднялись представители компании «Трансатлантик» и посоветовали:
— Договоритесь с нашей главной конторой, не оставят ли вас на борту до Бремена или же до Гамбурга. Билет у вас до Антверпена, если вы доплатите, то проезд вам могут продлить безо всяких. Это зависит только от желания…
Хлопок из четвертого трюма все равно будет выгружаться только в Гамбурге. Там погрузишь машину и» багаж на речной пароход, курсирующий по Эльбе, и сами собой отпадут заботы о разбитом стекле «татры». А может быть, все-таки лучше выгрузиться в Антверпене и отправиться через Германию? За один день можешь быть дома! Но как быть с транзитными визами через английскую и американскую оккупационные зоны? Как быть с большим ящиком, в котором более пяти тысяч метров непроявленной пленки, — весь наш киноурожай, начиная с Эквадора и кончая Мексикой? А, собственно, чего ради сейчас, ночью, заранее создавать себе лишние хлопоты? Все равно ведь ничего не решишь.