Меж молотом и наковальней
Шрифт:
Саша лишь перегнулся через стол, поймал мою ладонь и сжал мои пальцы.
— Что бы не сделали, все уже позади. Она отмучилась. Надеюсь, теперь ей там лучше, что следующая ее реинкарнация будет удачной, потому что она так страдала в этой. И ничего уже не изменишь. Это не твоя вина, слышишь? Ты жертва, как она, как все из твоего рода. И не смей даже думать иначе. Никто не позволит, чтобы это случилось и с тобой. Он не позволит.
— Анри?
— Нет. Твой зверь, Катя. Твой зверь никогда
— Что ты несешь?
— Я знаю, что я несу.
И вдруг сменил тему:
— Пу сказала, что ты хотела прогуляться? Хорошо. Прогуляемся. Я скажу ребятам, чтобы они за тобой присмотрели. И подумай, Катя. Разберись в себе, сама. Не бойся, время у тебя будет. У вас обоих будет, я обещаю. Чего ты на самом деле хочешь, девочка?
Сашка расплылся перед моими глазами, в горле вновь запершило. Но я уже знала, что хочу. Я хочу, чтобы мои сны оказались явью.
Люблю тебя. Не бойся.
— Анри придется смириться, — серьезно ответил Сашка, стирая слезу с моей щеки.
Я лишь беспомощно прошептала:
— Я люблю его.
— Конечно, любишь, кто же сомневается.
И так скучаю. Боже, как же я по нему скучаю! Как не хочу верить, что он хотел мне навредить, как я боюсь вновь увидеть этого странного зверя!
Катя…
Я так привыкла к этому зову, что уже его ждала. Даже сама не знала, как сильно я его ждала.
Прогулка пошла на пользу. Успокоила расшатанные нервы. И вернулась я домой уставшая и почти умиротворенная. Пу сиганула сразу на кухню, греться, Сашка вежливо попрощался и вышел, а я… я сняла куртку и сапоги в прихожей прошла в свой кабинет и в бессилье прислонилась к косяку. Ну и что дальше-то?
Солнечный свет окрасился красным, все вокруг погружалось в ту самую снежную тишину, и хотелось… общества хотелось. Смеха. И забытья.
Я решилась. Нашла в столе припрятанную бутылочку коньяка, коробку конфет и, выглянув в коридор, убедилась в отсутствии кого-то в поле зрения. Вновь балагурить с Маман не хотелось… в прошлый раз нам всем это слегка боком вышло. Еще одного влюбленного в кого-то вампира я бы не пережила. Хотя… может, именно этого мне сейчас и не хватает? Чтобы все забыть в чертовой матери?
Бочком, на цыпочках, я проскользнула в коридор, потом по лестнице… мимо пустого зала, в котором доносилось бормотание химичившей с чаем Пу, и вниз… к своей драгоценной русалке.
В гроте было тихо как-то… слишком тихо. Я осторожно пристроила бутылку на неровном полу, подошла к воде и позвала:
— Зеленая!
Ничего, все тихо. Стало обидно. До боли. Я тут забыться в хмельной угаре пришла, и что… не с кем!
Пить одной нельзя, это все знают! Еще и алкоголичкой
— Зеленая… не отзовешься, я к тебе до самой весны фиг приду.
Гладь слегка подернулась рябью, на поверхности показалась заспанная рожица. Зеленая зевнула, подплыла по мне, сразу же потянулась к коньяку и прошептала, едва слышно:
— Ну что ты кричишь? Поспать русалке не даешь…
Поспать? А это новость! Ранее Зеленая сонливостью не отличалась, как не придешь, все бодрячком. Я даже, грешным делом, подумала, что спать она и не умеет…
Мало ли? А может, таким, как она, и спать не надо?
— Что ты ночью делала-то, русалка?
О па! Я и не думала, что Зеленая так вспыхивать умеет, таким красивым изумрудным румянцем. А ей идет. Ей все идет, она у нас красавица. Видимо, ночка у нее выдалась веселая, не чета моей. Русалка наколдовала два бокальчика а-ля «сфинтер», отлила мне коньяка, себе, принюхалась в темной жидкости и протянула:
— Н-у-у-у-у-у-у-у… ночь… ночь была красивая…
— Холодная, — не удержалась я.
— А звезд сколько!
— Хвост не отморозила, звездная ты наша?
— Любовь греет…
Что любовь греет даже русалочью кровь, я не сомневалась. И больше язвить не смела, поязвишь тут, сразу хвостом получишь! Устроившись на краю бассейна, я слушала счастливое щебетание Зеленой, пила с ней коньяк, и слегка успокаивалась. Чужая радость оказалась заразительной. Искрометной. И оставляла какое-то странное томление в груди.
Я ведь тоже чувствовала что-то подобное. Но, увы, не с Анри.
— А ты? — спохватилась Зеленая, поймав мой взгляд в зеленоглазый плен.
— А что я?
Зеленая улыбнулась, недобро так улыбнулась, прислонилась к краю бассейна и мягко шлепнула по воде хвостом. От нетерпения, наверное. И я сразу же поняла, что сейчас язвить будут надо мной.
— Говорят, — протянула она, — из-за тебя на балу чуть вампиры не подрались…
Теперь вспыхивать пришлось мне. Ну было, чего уж там… самой вспоминать стыдно. А эта откуда знает? Уж я ей точно ничего не рассказывала!
— И что один тебя из ревности отметил, — продолжала Зеленая.
Пометил скорее. Как «мое». Вопрос зачем оставался открытым. Не буду я его и точка, откуда-то я это теперь ой как хорошо знала. Да и тогда. Потому и бесилась, сказать по правде. Анри слишком много себе вообразил, сам за то и поплатился. Или поплатится…
Анри… Надеюсь, инквизиция до тебя все же не доберется.
— А целуется он хорошо?
О да! Отлично целуется. Аж мурашки по коже и бабочки в животе. Куда уж лучше! Только вопрос — зачем?
— Кать, да чего ты молчишь-то? Рассказывай!