Между «ежами» и «лисами». Заметки об историках
Шрифт:
С каждым витком своей научной биографии О.И. Варьяш охватывала все новые проблемы истории средневекового права: право обычное, право городское, право королевское, право прецедентное, правовые системы этноконфессиональных групп. Она вплотную подошла к такому тематическому Монблану, как рецепция римского права в его связи с правом каноническим, понимая, что без этого ее исследования останутся фрагментарными. Но все чаще она слышала от друзей советы издать книгу, которая обобщала бы накопленный опыт. Она соглашалась и даже начала думать в этом направлении; но, как всегда, по заведенном обычаю, свои собственные дела отодвигала на задний план – важнее было иное: коллоквиумы в других городах, работа над переводом текстов св. Тересы, подготовка очередного правового сборника, ученики, заработки. И все чаще жаловалась она на головную боль.
В этот момент появилась возможность поехать в Португалию надолго. Правда, придется напряженно работать над совершенно новой проблематикой – историей российско-португальских связей в Новое время. Отрываться от родных и друзей ей было трудно, но все же возможность по-настоящему, изнутри прочувствовать страну – уникальная возможность, которой никогда не было у ее учителей, – выглядела слишком привлекательной,
Здоровье же становилось все хуже. Но, вернувшись после долгого отсутствия, она вместо работы над книгой с радостью откликнулась на предложение участвовать в Летней школе лета 2001 года с характерным названием «Как быть медиевистом?». Это было именно то, о чем она всегда мечтала: собрать вместе наших молодых «братьев по разуму». Ольга Игоревна взяла на себя саму важную секцию, где речь шла о том, как сегодня рассказывать о феодализме, организовала практические занятия по средневековому праву. Это была именно ее школа – веселая, умная, добрая и с неизменным ритуальным тостом.
А после этого О.И. заболела уже настолько серьезно, что так и не поправилась. И книга так и осталась ненаписанной.
Каждый историк сталкивается с этой проблемой. Как соблюсти меру в сочетании работы на себя с работой на других? О.И. Варьяш ответила на этот вопрос по-своему. Она могла бы издать свою книгу сама и намного раньше. Но она предпочла потратить свои силы на то, чтобы сохранить сообщество, создать школу. А книгу «Пиренейские тетради» собрали ученики и друзья. Разве был ее выбор ошибочным? 86
86
В рукописи мой текст заканчивался традиционным Ольгиным тостом: «Ну, за корпорацию!» Однако редакторы тогда меня попросили это убрать. Хотел было вернуть тост в этой книге, но почему-то не решился.
Текст был опубликован в виде предисловия к посмертному изданию книги О.И. Варьяш: Уваров П.Ю. Пунктир ненаписанной книги // Варьяш О.И. Пиренейские тетради: право, общество, власть и человек в Средние века / Сост. и отв. ред. И.И. Варьяш, Г.А. Попова. М.: Наука, 2006. С. 11—24.
После кончины О.И. Варьяш в 2003 году коллеги сделали многое для ее памяти: провели в том же году мемориальные чтения (открывшиеся 1 октября, в ее день рождения); издали материалы этих чтений (трехтомник «Historia animata»); наконец, подготовили «Пиренейские тетради» – сборник статей, которые Ольга Игоревна могла бы включить в свою так и не написанную монографию. В память об О.И. Варьяш издательство «Наука» выпустило ее без издательского гранта, в чем особая заслуга заведующей исторической редакцией Н.Л. Петровой и редактора В.А. Токмакова.
Когда меня попросили написать вводную статью, конечно, я согласился, но был в недоумении. Различные воспоминания уже были, погружаться в пиренейскую историко-правовую тематику для меня было довольно-таки сложно. К тому же я не вполне понимал, на какую аудиторию рассчитывать. Те, кто знал Ольгу Игоревну, всегда находились под обаянием ее личности, а для остальных ее заслуги были совсем не очевидны – ни толстых монографий, ни зарубежных изданий, ни интервью в перестроечных журналах, ни выступлений в СМИ. Тогда мне впервые подумалось, что следующие поколения, не знающие контекста нашей деятельности и того, чем мы жили, не смогут, да и не захотят оценивать вклад каждого в науку: ключи для понимания будут утеряны подобно тому как нынешнее поколение утратило способность распознавать эзопов язык, столь значимый еще в брежневскую эпоху. В данной статье я впервые прибегнул к эффекту остранения.
А.Я. ГУРЕВИЧ И СОВЕТСКАЯ МЕДИЕВИСТИКА
ПОРТРЕТ НА ФОНЕ КОРПОРАЦИИ
Вскоре после смерти А.Я Гуревича редакция «Нового литературного обозрения» предложила мне написать о нем как об отечественном медиевисте; об Ароне Яковлевиче как основателе отечественной исторической антропологии и как о всемирно признанном ученом должны были написать другие. Это была большая честь для меня, и я постарался эту работу выполнить, хотя статья далась необычайно тяжело. Ведь о его творчестве уже говорилось много и точно. Невозможно соперничать с умной и, как всегда, яркой статьей Л.М. Баткина «О том, как Гуревич возделывал свой аллод» 87 . Более свежие данные, дополненные интересным рассказом об особенностях стиля Мастера, содержатся в статье Д.Э. Харитоновича в юбилейном сборнике 88 . Но главное – сам Арон Яковлевич последние пятнадцать лет своей жизни напряженно работал над написанием своей творческой биографии – сперва в виде отдельных статей и публичных лекций; затем он написал свою неподражаемую «Историю историка» 89 , но и после продолжал развивать эту тему в полемических статьях 90 и интервью.
87
Баткин Л.М. О том, как А.Я. Гуревич возделывал свой аллод // Одиссей. Человек в истории. 1994. М.: Наука, 1994. С. 5—28.
88
Харитонович Д.Э. Историк и время // Munuscula. К 80-летию Арона Яковлевича Гуревича. М., 2004.
89
Гуревич А.Я. История историка. М., 2004. Далее – ИИ.
90
См., например: Гуревич А.Я. Историк среди руин. Попытка критического прочтения мемуаров Е.В. Гутновой // Средние века. Вып. 63. М., 2002. С. 362—393; Он же. О присвоении прошлого. Открытое письмо Л.Т. Мильской // Средние века. Вып. 66. 2005. С. 408—414.
Поэтому
Предлагаемый для обсуждения текст не тождественен статье, которая уже появилась в последнем выпуске «НЛО» 91 . Я попытался немного развернуть свой опус в сторону социологии научного сообщества, более подробно останавливаясь на том, как строилось взаимодействие Арон Яковлевич с его коллегами. Следует признать, что на серьезное историографическое исследование этот доклад 92 не претендует – я не использовал ни архивных документов, ни интервью с участниками событий. Опирался же преимущественно на тексты самого Арона Яковлевича, на некоторые мемуары его современников, ну и еще на столь зыбкую основу, как собственные воспоминания. Отсюда – слишком много гипотез, произвольных интерпретаций, предположений и рассуждений в духе «альтернативной истории» и весьма немного твердых «медицинских фактов», как любил говорить сам Гуревич. Однако надеюсь, это немного приблизит мой сюжет к тематике нашего семинара.
91
Уваров П.Ю. Портрет медиевиста на фоне корпорации // НЛО. 2006. № 81. С. 194—208. Это был специальный мемориальный выпуск «НЛО». Первоначально я предложил назвать статью «Нарушитель конвенций», но редакция справедливо настояла на ином варианте.
92
Прочитан автором на семинаре Института высших гуманитарных исследований РГГУ «История гуманитарных наук», 6 декабря 2006 года.
Итак.
В 1944 году двадцатилетний студент Гуревич решает специализироваться на той кафедре исторического факультета МГУ, где готовили историков-медиевистов.
И здесь сразу же необходимо сделать пространное отступление, чтобы не пройти мимо этого факта как мимо чего-то само собой разумеющегося.
Медиевистика – это наука об истории Средних веков. Но негласно медиевистами считают в первую очередь тех, кто занимается историей западного Средневековья, грубо говоря – историей католического мира 93 . Когда Марк Блок, Аби Варбург, Фредерик Мэтланд или Умберто Эко хотели стать медиевистами, это означало, что они хотели изучать историю своей страны. С американскими историками немного сложнее, но и они – по крайней мере начиная с 20-х годов прошлого, ХХ века, – выбирая поприще медиевистики, понимали, что собираются исследовать историю своей культурной традиции.
93
Конечно, специалист по Ивану Грозному, Чингисхану или Константину Багрянородному также имеет право сказать, что и он – медиевист, но это скорее будет личной риторической стратегией, чем общепринятым самоназванием научной дисциплины.
Потребность изучать историю чужих или даже чуждых стран в сталинском СССР, к тому же из последних сил ведущем войну на уничтожение 94 , нуждается в особом осмыслении.
Дело в том, что молодая советская медиевистика имела особый статус. До революции труды медиевистов, работавших в российских университетах 95 , высоко оценились как отечественными, так и зарубежными коллегами. Особо славилась «русская аграрная школа» – историкам, родившимся в стране, где крестьянский вопрос был самым острым, было что поведать западным коллегам об аграрном строе Средневековья.
94
Так получилось, что и первый номер главного периодического издания советских медиевистов – «Средние века» – впервые вышел в свет в зловещем 1942 году.
95
Бурное развитие отечественной медиевистики шло параллельно с завершавшимся оформлением полноценной системы российских университетов. Иными словами, оно относится ко второй половине XIX века, к тому времени, когда образованная публика считала Россию неотъемлемой частью европейской цивилизации.
Когда в 1934 году после постановления властей «О преподавании гражданской истории» началось восстанавление разрушенной революцией системы исторического образования, медиевистика по традиции заняла в ней достаточно важное место.
Как обосновывали советские медиевисты важность своей профессии перед лицом властей предержащих? Аргументы могли быть разными 96 , но главное в них сводилось к тому, что поле медиевистики лучше всего подходило для демонстрации преимуществ марксистского метода исторического познания. Только советская историография, вооружившись единственно правильным учением, могла ухватить суть средневекового общества, раскрыв основной закон феодализма. Сделать это было проще на западном примере, поскольку он был лучше изучен и лучше наделен источниками. Обретенное знание давало ключ к правильному истолкованию истории всех остальных регионов мира, вступивших в период феодализма, каковой занимал почетное центральное место в «пятичленке» общественно-экономических формаций. Но коль скоро и раньше медиевистика играла роль полигона методов исторического исследования, то она сохраняла эту роль и в советскую эпоху. И чем сильнее были традиции буржуазной медиевистики, тем славнее должна была быть победа над ней советских историков.
96
Стремясь доказать важность своей профессии, советские медиевисты отмечали злободневность своих занятий, призванных «разоблачить фальсификаторов», «дать отпор мракобесам», «разбить кривое зеркало буржуазной историографии», стремясь тем самым подчеркнуть, что они находятся на переднем крае все обострявшейся идеологической борьбы. Но это был слабый аргумент – большинство советских историков занималось куда более актуальными эпохами.