Между «ежами» и «лисами». Заметки об историках
Шрифт:
Идея была похоронена, а жалко, она была хорошая.
Л.Х. Очень хорошая идея. Павел Юрьевич, спасибо за откровенность.
Впервые опубликовано в кн.: Хут Л.Р. Теоретико-методологические проблемы изучения истории Нового времени в отечественной историографии рубежа XX—XXI вв.: М.: Прометей, 2010. С. 469—496.
Л.Р. Хут – профессор Адыгейского университета в Майкопе, преподает курс Новой истории (об этом можно догадаться из обмена репликами, относящимися к определению границы между Средневековьем и Новым временем. Посвятив свое исследование анализу актуального состояния российской науки о Новом времени, Людмила Рашидовна включила в свою работу интервью, сделанные с девятью современными специалистами. Мало того, что я попал в их число, я затем еще и выступил в роли оппонента на защите ее докторской диссертации в феврале 2010 года. Я согласился оппонировать, поскольку
Интервью состоялось в период, когда работа над «Всемирной историей» только начинала раскручиваться, хотя, по идее, должна была вступить в итоговую фазу – отсюда некоторые панические нотки в моих ответах. В 2012 году вышел второй том «Всемирной истории», посвященный средневековой цивилизации Запада и Востока, в 2013 году – третий том, посвященный раннему Новому времени.
«МЫ ТЕРЯЕМ ЕГО!»
В советское время выпуск ежегодника «Средние века» открывался передовицей, например: «Советская медиевистика в IX пятилетке» или «XXV съезд КПСС и задачи советской медиевистики». Автор из числа самых заслуженных мэтров с гордостью перечислял достижения, мягко указывал на имеющиеся возможности для совершенствования. Что, если бы сегодня надо было писать такую статью?
Думаю, что получилось бы неплохо.
Для начала надо оговориться, что отечественная медиевистика до 1985-го или даже до 1991 года занимала хорошие позиции. Другие историки достаточно уважительно относились к медиевистам, среди которых было много знаковых фигур. К истории Средних веков существовал общественный интерес и, как ни странно, – определенный интерес со стороны властей. Во всяком случае, медиевисты той поры без особых проблем могли объяснить, зачем они нужны обществу и какое место их субдисциплина занимает в исторической науке; у профессии существовал признанный набор легитимирующих аргументов, чтобы объяснить властям и обществу, зачем надо изучать «не актуальную» и «не свою» историю. Аргументы в самом общем виде сводились к следующему: только советская историография, вооружившись марксистско-ленинским учением, могла ухватить суть средневекового общества, раскрыв основной закон феодализма. Сделать это было проще на западном примере, поскольку он был лучше изучен и лучше наделен источниками. Обретенное знание давало ключ к правильному истолкованию истории всех остальных регионов мира, вступивших в период феодализма, каковой занимал почетное центральное место в пятичленке общественно-экономических формаций.
Очень важно то, что и у неформальных, и у формальных лидеров советской медиевистики была известность за границей. Эта была разная известность – у А.Я. Гуревича одна, у А.Н. Чистозвонова – другая. Советская медиевистика была важной деталью ландшафта мировой историографии. Конечно, на Западе многого не понимали в нашем внутреннем раскладе сил. Французы, например, до самого недавнего времени были уверены, что Б.Ф. Поршнев отражал точку зрения советской медиевистики в целом. В этом они, конечно, ошибались. Но кто такой Поршнев – знали хорошо.
Вернемся к достижениям истекших «пяти пятилеток».
В гипотетической передовице ежегодника «Средние века» нам было бы чем отчитываться. Прежде всего – сами «Средние века» стали уже не ежегодником, а ежеквартальным журналом 237 . В нем, как и в советское время, продолжает публиковаться библиография работ по медиевистике, изданных в России 238 . У нас, таким образом, есть некий объективный количественный показатель. И если мы сверимся сегодня с данными двадцатилетней давности, то выяснится, что число публикаций не уменьшилось, а, наоборот, увеличилось, невзирая на то что Россия существенно меньше СССР.
237
Ежегодник «Средние века» стал журналом «Средние века. Исследования по истории Средневековья и раннего Нового времени» с 2007 года (Вып. 68. № 1—4). С 2010 года обычно издается два раза в год в виде сдвоенных выпусков – на этом настояли читатели. Трансформация «Средних веков» из ежегодника в журнал была ускорена введением «ваковского списка» (см. «Свобода у историков пока есть»), куда «Средние века» в виде ежегодника не попадали.
238
Увы, после кончины Маргариты Михайловны Ощепковой библиографию составлять стало некому.
Конечно, это связано с изменением институциональных форм организации науки и новыми полиграфическими возможностями. Но все равно: то, что по истории Средних веков появляется так много книг, статей, да и новых журналов, отражает наличие интереса со стороны общества.
В некоторых регионах изучение западноевропейского Средневековья пришло в упадок, но зато появились новые центры медиевистики, чей уровень не уступает старым школам.
В отдельных областях прогресс вполне очевиден. Англосаксонским периодом истории Великобритании занимаются сегодня порядка двух десятков специалистов, среди которых много молодежи. Это не результат какой-то кадровой политики, скорее стечение обстоятельств, исследователи пришли к своей тематике разными путями. Но высокая концентрация создает высокую плотность обсуждения, конкурентную среду, что обеспечивает условия для приращения научного знания. Я сейчас вполне умышленно не рассматриваю византинистику, однако не удержусь от того, чтобы привести пример кафедры истории Древнего мира и Средних веков УрГУ. В Екатеринбурге кафедра состоит чуть ли не из одних византинистов. И, несмотря на пессимизм, органически присущий их заведующему, положение дел там обнадеживает. Византинисты вполне могут справиться с чтением курсов по истории западноевропейского Средневековья, а наличие общих интересов и общей специализации рождает высокую взыскательность и благотворно сказывается на уровне научных изысканий уральских византинистов.
И наконец, предмет законной гордости по сравнению с периодом «до 1985 года» – стремительный рост числа научных семинаров, руководимых медиевистами. Правда, сейчас пик семинаротворчества, кажется, миновал (пять лет назад таких семинаров действовало не менее десятка единовременно), но и сегодня их стало ненамного меньше 239 . В идеале семинар обзаводится своим печатным органом и собственной организационной структурой в рамках Института всеобщей истории. Кроме того, подобные семинары действуют и в других московских научных и учебных заведениях.
239
В середине прошлого десятилетия в нашем институте единовременно действовали следующие семинары, руководимые медиевистами:
1. Семинар по исторической антропологии, так называемый «семинар Гуревича» (до 2006 года – руководитель А.Я. Гуревич, после – Д.Э. Харитонович и С.И. Лучицкая);
2. Семинар по истории частной жизни и повседневности («семинар Бессмертного») – руководитель И.Н. Данилевский;
3. Семинар по интеллектуальной истории – руководитель Л.И. Репина;
4. Семинар по исторической эмблематике – руководитель А.П. Черных;
5. Семинар «Люди и тексты» – руководитель М.С. Бобкова;
6. «Ассамблея медиевистов» – руководитель П.Ю. Уваров;
7. Семинар по феноменологии культуры – руководитель О.Ф. Кудрявцев;
8. Семинар по методологии истории – руководитель К.В. Хвостова;
9. Семинар «как работают историки» – руководитель М.А. Юсим.
Это не считая постоянных мероприятий, проводимых Центром «Восточная Европа в античном и средневековом мире» (Е.А. Мельникова), Центром теории и истории цивилизаций (В.М. Хачатурян и В.П. Буданова), Центром гендерной истории (Л.И. Репина, А.Г. Суприянович), Отделом истории Византии (Г.Г. Литаврин), а также семинаров, созданных позже, – семинара по специальным историческим дисциплинам (С.М. Каштанов, И.Г. Коновалова), а также – «Русь, Московия, Россия в свидетельствах иноземцев» (И.В. Дубровский, В.В. Рыбаков).
Иными словами, внешне все обстоит совсем не плохо. Зачем же тогда такое алармистское название? На что жалуемся?
Но прежде чем жаловаться, надо понять, зачем нужны национальные сообщества историков, специализирующихся на определенном периоде.
С одной стороны, часто говорят, что само понятие «национальная историография» кануло в Лету. Ведь мы смеемся, когда в автореферате соискатель продолжает писать, что к полученным выводам он пришел «впервые в отечественной науке». В ситуации, когда есть немало западных исследований на эту тему, а железный занавес пока поднят, в подобных претензиях видят главным образом стремление замаскировать безнадежную посредственность диссертации.
С другой стороны – существует масса других форм объединения историков. Вот, например, наши коллеги издают журнал, объединяющий антиковедов Поволжья. Есть реальные формы «кустовых» объединений медиевистов. Томск, Кемерово, Новосибирск, Алтай образуют одну зону; Тюмень, Екатеринбург и ряд уральских центров – другую. Можно привести еще несколько примеров подобных региональных объединений, складывающихся вполне спонтанно. Весьма перспективны небольшие неформальные группы узких специалистов – тех же знатоков англосаксов или специалистов по итальянскому Возрождению. Есть формы объединения историков по методологическому принципу – например, Российское общество интеллектуальной истории. Наконец, есть множество международных ассоциаций, куда входят многие из нас.