Между нами и горизонтом
Шрифт:
— Просто убедись, что она не слишком волнуется, — говорю я, передавая Ронану его военную сумку. Ту, на боку которой трафаретная надпись: «Капитан С. Флетчер» — И напомни ей, что она не может говорить об этом ни с кем. Ни с родителями, ни с Роуз. Она даже не может написать об этом в своем дневнике, ясно? Эй! Ты меня вообще слушаешь? — Я беру лицо Ронана в свои руки, заставляя его встретиться со мной взглядом. — Это очень важно, чувак. Скажи мне, что ты справишься с этим.
— Бежать домой, скрываясь от своих обязанностей? Ну, конечно. Я прекрасно с
Я со вздохом качаю головой.
— Нечего прощать. Ты сделал бы для меня тоже самое, если бы понадобилось. Я всегда тебя прикрою. И всегда буду любить. А теперь иди, пока не опоздал на свой чертов рейс из этой дыры. И обязательно поцелуй мою девочку за меня, брат.
Позади меня незнакомый мне рядовой заглядывает через полог палатки, отдавая честь нам обоим, отчаянно переводя взгляд с одного на другого, прежде чем остановиться на мне.
— Капитан Флетчер, сэр. Вы срочно нужны в кабинете полковника Уитлока. Он хочет, чтобы вы отправились в ночной патруль с ротой «Б». — Рядовой и глазом не моргнул. Он нашел букву «Р» на моем нагрудном кармане — Капитан Р. Флетчер — и поверил, что я Ронан.
Я улыбнулся брату и хлопнул его по плечу: вот видишь?
— До свидания, Салли, — говорю я, крепко обнимая его в последний раз. Было странно называть его моим именем, но это было хорошее шоу перед рядовым. — Увидимся.
Ронан кивает, одарив меня натянутой улыбкой.
— Конечно, брат. Спасибо.
***
Прошло три месяца. Шесть. Потом восемь. Уитлок использовал меня для ночных патрулей почти каждую смену, что меня вполне устраивало. После захода солнца город загорался от выстрелов. Мы играли в кошки-мышки через сгоревшие здания, выслеживая повстанцев, обезвреживая бомбы, обеспечивая поддержку отрядам морских пехотинцев, и на протяжении всего этого я был уверен, что Ронан в безопасности в Штатах.
Сначала я разговаривал с ним раз в несколько дней, а потом раз в неделю. Когда наше общение прекратилось, я сказал себе, что это потому, что он чувствовал себя виноватым. Мы не говорили о миссиях, на которые я отправлялся, или об опасности, с которой сталкивался каждый день. Но я знал, что ему тяжело — при виде формы он заметно бледнел и чувствовал себя неловко. Когда Магда стала меньше отвечать на телефонные звонки, решил, что… Не знаю, что я там себе вообразил. Мы перешли от ежедневных разговоров, когда она скучала по мне, любила меня, плакала каждый раз, когда прощался, к тому, что она не отвечала на мои звонки и вообще редко брала трубку.
Я знал, что происходит глубоко внутри, но не был готов к этому. Ровно через девять месяцев после того, как я принял личность Ронана и отправил его обратно в Штаты, чтобы он притворялся мной до моего возвращения, я получил звонок, который изменил все. Не от Магды или Ронана, а от них обоих. В тот момент, когда я увидел их на экране ноутбука, сидящих за столом вместе, стулья
— Мы не хотели, чтобы это случилось, — говорит Магда со слезами на глазах. — Но жить вместе, проводить столько времени вместе, все время притворяться... Это было неизбежно, Салли. Мы ничего не могли с этим поделать.
Ронан выглядит так, словно стыд пожирает его заживо.
— Я не знаю, что сказать, — шепчет он. — Ты дал мне все, а я взял еще больше. Это непростительно.
Я уставился на экран, пытаясь понять, не было ли все это большой шуткой. Боже, так и должно быть, верно? Как это может быть правдой? И тут Магда вбила последний гвоздь в крышку гроба.
— Я беременна, Салли. Мне очень, очень жаль. У нас будет ребенок.
Ребенок?
Это слово гремело в моем мозгу, вызывая взрывы, от которых у меня перехватывало дыхание.
— Я все еще люблю тебя, — шепчет она. — Я люблю вас обоих.
— И что? — Я давлюсь смехом. — Через пару месяцев, когда я закончу здесь и вернусь в Нью-Йорк, что тогда? Мы все будем жить вместе? Одна большая, счастливая семья? Ронан получает тебя с понедельника по среду, я с четверга по субботу, и будем чередоваться по воскресеньям? Господи Иисусе, мать твою, Магда.
Она разрыдалась, закрывая лицо руками — невыносимые, душераздирающие рыдания, и Ронан был там, чтобы обнять ее и утешить, а не я.
— Как долго? — требую я ответа. — Когда все началось?
Они оба замолчали на мгновение, а затем Ронан дал мне ответ, который вызвал во мне тошноту.
— Шестнадцать недель.
— Четыре месяца? Четыре гребаных месяца?
— Я знаю, брат. Мне очень, очень жаль. Знаю, что ничего не могу сказать, чтобы все исправить, но…
— Не называй меня так. Не называй меня братом. Все кончено, Ронан. Да, ты прав. Это непростительно.
Я захлопнул ноутбук, отключив связь. Хотя это недостаточно, поднял его и швырнул, так что он полетел через всю палатку.
Все кончено. Мир, каким я его знал, исчез. Магда ждала ребенка от Ронана, а я все еще торчал в Афганистане, притворяясь им. Выскочил из палатки и побежал через всю базу, в голове стучало, сердце бешено колотилось в груди. Я быстро нашел полковника. Он склонился над какими-то отчетами разведки в комнате связи, щурясь сквозь очки в проволочной оправе, которые он привык носить. Увидев меня, он выпрямился во весь рост и откашлялся.
— Чем могу быть полезен, капитан? Где пожар?
— Я хочу продлить контракт, полковник.
Его ледяное выражение лица немного оттаяло.
— Это невозможно, Флетчер. Как бы мне ни хотелось оставить тебя здесь, ты слишком долго пробыл в этой стране. Начальство потребует, чтобы ты вернулся на действительную службу в Штаты по крайней мере на шесть месяцев, прежде чем мы сможем получить…
— При всем моем уважении, полковник Уитлок, вы считаете, что я не гожусь для службы?
— Нет. Я так не считаю.