Между нами война

Чеганова Инна

– Я благодарен твоему, нашему отцу… Мы с тобой выросли в Венеции. Мы выросли с мечом в руках. Мы воевали с остальными плечом к плечу. Я не ожидаю слишком драматичной судьбы.

– Ты ослеп. И оглох. Что с тобой, Таррос? Они оценили твой ум, проницательность и безжалостность. Скажи, что эта сопливая девчонка с тобой сделала, что?!!

– То же, что и моя любимая сестренка сделала с тобой, Алессандро.

– Ты просто невыносим… Твое упрямство с детства не дает покоя твоей заднице. – заключил Алессандро.

– Знаю, спасибо. Упрямство и воля разобьет камень, Алессандро. Эрис похожа на меня.

Ее существование среди нас, среди венецианцев, среди солдат – нонсенс. Я знаю, то, о чем не догадывается она – её захотят раздавить. Удалить за прямолинейность. Она лишняя среди всех. Её отец – ненавистный генуэзец, а мать – эллинка. Эрис из воинов – но из женщин. Для церкви она позор. Как для их Православной, так и для нашей, Католической. Для греческой знати – предмет сплетен. Для деловых венецианцев – фигура не особо примечательная, но если подумать головой, им ее можно грамотно использовать и получить выгоду. Потому что если о смелой девушке узнает больше местных – она станет живой легендой и это поможет нам завоевывать их без меча. Для военных… После их неудачи они ненавидят ее, но втайне восхищаются. Потому что на лошади ей нет равных. При стрельбе, в бою… Она юркая. Ловкая. Легкая! – он начал говорить сам с собой, и глаза его светились от восторга. – Я не забуду тот момент, когда она сняла шлем! Никогда… Я не забуду лица, отдающие венецианской плесенью, когда они увидели на ристалище критскую сеньориту – если мне станет плохо и грустно, я вспомню эти яркие моменты и рассмеюсь. Это было grande скандально. Я думал, что после ее казнят. Случилась воля Господа. И теперь ты видишь? Им все-таки пришлось уступить. И тут уступят. – закончил он свой длинный монолог.

– Ты, неисправим, Таррос. Глупец, поистине, глупец. – нахмурился Алессандро. – Знаешь, я думаю, те мозги, которые ты привез на жаркий Крит из мокрой Венеции, окончательно испарились под здешним палящим солнцем…

– Не тебе судить, мой семейный друг. Сколько лет ты в браке? – спросил Таррос, начавший злиться.

– Около тринадцати. – ответил его друг.

– Тебе нравится это? – бесцеремонно спросил командир, прожигая его глазами.

Алессандро сконфуженно рассмеялся, немного вспотев.

– Что за вопросы, брат… – его глупое выражение лица говорило само за себя.

– Пока ты наслаждаешься счастливой супружеской жизнью, плодом которой стал мой милый племянник Джузеппе, твой лучший друг вынужден прожигать свою силу и молодость с затрепанными портовыми блудницами на пару с матросами и прочим сбродом.

– А что, кроме этой неотесанной амазонки вариантов не нашлось? – недоверчиво спросил Алессандро. – У нее же молоко на губах не обсохло! Тривиальный сатир, что ты думаешь, долго она с твоей шальной головой мучаться захочет? Сломаешь ей жизнь, искалечишь девчонку, счастья ему захотелось… – возмутился Алессандро.

– Тебе вообще, какое дело?!! – Таррос убрал ноги на пол и собрался в агрессивный выпад.

– Глупец, я не желаю зла.

– Кому, мне или ей?! – его глаза загорелись страшным огнем.

– Тебе конечно. Ну и ей тоже, это естественно. – сказал честно Алессандро. – Ее несведущая неискушенность, конечно, уступит твоей бывалой цепкости… Если бы она только знала, какой ты на самом деле: кутила, потаскун, изувер. – медленно

выговаривал Алессандро, показывая счет на пальцах. Таррос лишь сверлил его глазами и скалился. – Твое истинное лицо знаю только я. Это в детстве ты был романтичным задиристым мальчишкой, но время и обстоятельства сделали своё дряное дело.

– Заткнись, Алессандро!

– Да ладно, мой двудушный, притворный Архизлодей. Может ты просто увенчаешь пламя, привычно для себя побороздя свежие волны своей обшарпанной флотилией? – он захохотал, вызвав приступ безудержного гнева командира.

– Я тебя предупреждал, друг, засунуть свой язык на время в афедрон! Mihi irruma et te pedicabo! Culum pandite! *иди сюда, я надеру твой з. д! готовь опу! (обсценное древ. лат.)* он соскочил со своего места, попытавшись ударить Алессандро через стол, но тот откинулся назад, выкрикнув:

– Caput tuum in ano est! *У тебя вместо головы – з. дница! (обсцен. лат.)* Всегда так. Не обижайся, ничего, кроме правды, так что, рerites! *отъ. ись! (обсцен. лат.)* – он яростно смеялся над Тарросом.

– Зато у тебя вместо языка… – послышался стук в дверь, заставивший его замолчать.

– Кто? – зарычал Таррос, выкатив глаза. – Чего надо?!

– Командир, можно… – робкий голос послышался за дверью.

– Клянусь Святым Марко, Алессандро, если еще раз из твоего поганого рта услышу подобное о ней, вставлю свой меч в твои ножны! – Алессандро понял, что Таррос отнюдь не шутит, и решил промолчать, не разжигая конфликт и дальше.

– Заходи, Эрис. – спокойным голосом сказал Таррос, резким движением обтерев лицо и обойдя стол. – Встань, моветон, сеньорита зашла! – он пнул стул Алессандро. Без того хмурая Эрис смутилась еще больше.

– Ох, простите… – церемониально сказал Алессандро, встав.

Эрис не посмотрела на Алессандро, кивнув головой. Она, немного подумав, села.

– Как продвигается служба? – спросил Таррос, сев напротив Эрис.

– Я пришла по этому поводу. – сказала Эрис, не смотря на Тарроса. Ему показалось, что глаза Эрис прячут печаль.

– Что-то произошло? – участливо спросил он.

– Я выйду, Таррос? – спросил Алессандро.

– Да! – одновременно с Эрис ответил Таррос.

– Нет! – одновременно с Тарросом ответила Эрис. – Он не мешает. Пусть остается. – спокойно говорила Эрис, не поднимая взора.

– Хорошо, если сеньорита настаивает. – Алессандро прислонился к маленькому ящику, стоящему у стены, Таррос смотрел на него всеуничтожающим взором.

– Командир Таррос. По уставу я могу зарубить Персиуса, если он меня не уважает? – прямо спросила Эрис.

– Что он сделал? – спросил командир строго. Он нахмурился.

– Он проявляет ослушание. Дерзит. Но я пресекаю это. Я хочу раз и навсегда проучить его своим мечом. – бесчувственно сказала она.

– Хочешь, я сам это сделаю? – спросил Таррос, безуспешно пытаясь вызвать ответный взор ее глаз.

– Нет. Я сама. Меня должны уважать люди, над которыми я прикреплена. – убедительно сказала Эрис.

– Слушай, Эрис. Давай я просто переведу его в гарнизон. Его возраст…

– Нет! Сначала поквитаюсь, потом. – перебила Эрис.