Между никогда и навечно
Шрифт:
Может, Бог смилостивится, и папа вернется домой пораньше.
Я беру карандаш и пишу стих по памяти.
Глава 2
ЛЕВИ
Саванна не появляется в школе больше недели.
Я слышал, что ее отстранили. Это не удивительно, но меня беспокоит, что я ее до сих пор не видел. Со дня драки я держу шторы открытыми, а окно не запертым, но ничего.
Сав часто пропадает. Обычно я просто жду, пока она решит вернуться. Она как бездомная кошка. Непредсказуемая и дикая. Приходит и уходит, когда ей вздумается,
Даже не знаю, как такое произошло. Сав всегда поблизости. Девушка, о которой меня предостерегают родители. Над которой все смеются и шепчутся. Я наблюдал за ней исподтишка. Видел, насколько прямая ее спина, как высоко она держит голову, даже когда все ее обсуждают. Я наблюдал за ней, но никогда в открытую, пока однажды она без всяких объяснений не столкнула меня с качелей. Я не наябедничал. Просто смотрел со своего места в грязи, как она скачет прочь. Затем, на следующий день, она села рядом со мной за обедом. С тех пор там она и сидит.
Других друзей у меня нет, но я не особо интересуюсь другими людьми.
Только Сав.
Моя мама весела, как никогда. Каждое утро счастливо улыбается, пока я в одиночестве жду автобус на остановке. Автобус — отстой, но мне не хватает велосипеда только в отсутствие Сав.
Коннор возвращается через неделю с зеленоватыми синяками под глазами и все еще опухшей и багровой губой. В школьном коридоре я слышал, как кто-то сказал, что Сав сломала ему нос учебником, а его зуб проткнул губу.
От этого я немного улыбаюсь. Я не должен, но все же меня это веселит.
Сав ростом почти пять футов, а Коннор играет в бейсбольной команде. Она избила его, даже не вспотев. Не в первый раз мой страх перед Сав смешивается с благоговением перед ней, пробуждая нечто такое, отчего я чувствую себя немного сбитым с толку. Мне не должно нравиться ее поведение — оно безнравственно и греховно, — но это не мешает мне хотеть хоть немного походить на нее.
Если бы я обладал ее дерзостью, то противостоял бы своим родителям.
Если бы я был таким же храбрым, как Саванна, меня бы не так сильно задирали в школе.
Иногда мне хочется быть чуть более безрассудным, хотя бы самую малость походить на нее.
Мой желудок скручивается от вины, а мозг корит за неблагодарность, богохульство и безнравственность. Я засовываю книги в рюкзак, захлопываю шкафчик и медленно иду к автобусу. Мне не нужно спешить. Я еду на нем один.
Звуки грозы за окном становятся громче, когда окно в мою комнату медленно открывается, заставляя меня проснуться.
Капли дождя быстрой дробью барабанят по полу, и я стремительно сажусь в кровати. Мое сердце неистово грохочет в груди, но плечи расслабляются впервые почти за две недели.
Я смотрю на часы. Два часа ночи. Для нее уже поздно, но я ничего не говорю, пока Саванна пролезает в окно, затем закрывает его, снимает кеды и прислоняет их к стене.
Скинув с себя одеяло, я иду к комоду и достаю пижамные
Ее одежда по-очереди падает на пол, и услышав, как она движется к моей кровати, я разворачиваюсь и следую за ней.
Как и во все предыдущие разы, она заползает первой и отодвигается ровно настолько, чтобы я мог лечь рядом. Кровать у меня широкая, так что место есть, но я все равно прижимаю ее к своей груди, не обращая внимания на то, как холод и влага от ее волос просачиваются сквозь мою футболку, и опускаю подбородок ей на макушку.
Первые несколько ее появлений здесь я пролежал всю ночь как статуя. Боялся пошевелиться. Боялся прикоснуться к ней. Я смотрел в потолок, мысленно повторяя стихи из Библии и внимательно слушая, как она погружается в глубокий сон, а когда она ускользала на рассвете, я притворялся спящим.
Затем, однажды ночью, она пришла в слезах.
Я никогда не видел, чтобы кто-то плакал так, как Саванна. Не издавая ни звука. Не хныча, не шмыгая. Только непрестанный поток слез, льющихся по спокойному лицу. Той ночью я притянул ее к себе и обнял. Не потому, что должен был так поступить, а потому что мне нужно было это сделать. Она не оттолкнула меня, и с тех пор мы так и спим. Замерев в полном молчании.
Этой ночью я делаю то же самое. Прислушиваюсь к ее дыханию в поисках знака, что могу позволить себе заснуть, но этого не происходит. Вместо этого тишину разрезает ее тихий, ровный голос.
— Как думаешь, плохие вещи случаются по какой-то причине?
Я раздумываю над этим с минуту. По словам мамы, плохие вещи — это воля Божья в наказание нечестивых. Этого я Саванне не говорю.
— Не знаю.
Она молчит так долго, что я уже начинаю думать, что она, возможно, засыпает. Затем она снова говорит. На этот раз сердитым голосом.
— Не думаю, что плохие вещи случаются по какой-то причине. Мне кажется, что иногда жизнь просто дерьмовая, а иногда для одних людей она еще дерьмовее, чем для других. И я не думаю, что за этим стоит какая-то другая причина, кроме места, где тебе угораздило родиться. А мы с тобой просто родились в разных кучах дерьма.
Я размышляю над ее словами. Они смешиваются у меня в голове, а мамин голос перечит им своим едким языком.
— А как насчет Бога?
Сав даже не колеблется.
— Если Бог существует, то я его ненавижу.
Больше мне нечего сказать. Я только сильнее прижимаю ее к себе, и мы снова погружаемся в тишину. Вскоре ее дыхание становится медленным и ровным, так что я закрываю глаза и тоже позволяю себе заснуть.
Через пару часов меня второй раз будит шум. Я распахиваю глаза и вижу у окна Саванну, пытающуюся снова облачиться в мокрую одежду. Начинаю отворачиваться, чтобы дать ей немного уединения, но мое внимание привлекает большая отметина на ее боку.