Между тигром и драконом
Шрифт:
Я перебрался в одну из комнат, где находился ровный каменный лежак, и где уже пару раз отдыхал. Подстелив пенку, улегся, стараясь отключить все мысли в голове. Вскоре уснул. Мне снились яркие живые сны, в основном продолжал во сне исследовать Пещеру и что-то в ней искать. Просыпаясь, пытался восстановить в памяти до мельчайших подробностей все, что снилось и особенно то, что при этом чувствовал. Я не поднимался со своего лежака и старался не производить шума, пока вновь не погружался в сон.
Однажды проснувшись, услышал церковные песнопения, идущие из глубины зала. Началось — подумал я. Это была явно слуховая галлюцинация, и хотя умом все понимал, меня так и подмывало посмотреть, откуда она звучит. Переборов свое желание пойти на звук, продолжал лежать, вслушиваясь в красивую капельную музыку и наслаждаясь исполнением «Аве Мария». Вскоре начал «видеть» какие-то световые пятна, тени. Мог различать
Самым важным для меня оставался контроль за собственным страхом, периодически всплывающем откуда-то изнутри. Я знал, что это самый опасный мой враг, с его помощью любая иллюзия могла растерзать меня, сделав, как минимум, чокнутым. Логика моего мозга бунтовала, пытаясь подсунуть самые страшные перспективы: от змеиного укуса до закрытия входа в Пещеру. Но я был готов к такому бунту — значит, так тому и быть. Был момент, когда организм начинал мнимые болезни: от удушья до сердечной боли. Я со всем соглашался, всему шел на встречу, и они рассыпались очередной иллюзией.
Периодически мое сознание проваливалось в сон, а, проснувшись, попадало в очередную галлюцинацию. Я старался быть отрешенным даже во сне. Постепенно сны и галлюцинации сплелись в какой-то единый поток. Необходим был весь мой опыт по контролю над внутренним состоянием, чтобы не свихнуться и различать сон, иллюзию и явь.
Таких глубоких практик с сознанием у меня еще не было. Я очень многое узнал о себе. Несколько раз уже был готов закончить свой эксперимент, оставляя для анализа час или полтора, и в очередной раз проваливался в мир иллюзий или сна.
Выкарабкавшись из очередной иллюзии, пытался ее проанализировать, и вновь мое сознание куда-то улетало.
Чего я только не пережил в этих грезах! Однажды нашел тайную дверь в пещере, а когда ее открыл, пред мной оказалась сама Смерть. Она с ликованием замахнулась на меня косой. Отступать было некуда. Я знал, что она не промахнется. И когда понял, что мне не избежать ее косы, животный ужас вдруг сменился полным спокойствием и отрешенностью. Я спокойно наблюдал, как со свистом приближается холодный острый металл. Коса прошла сквозь меня чуть ниже шеи. Смерть мгновенно исчезла, а я продолжал оставаться в этой отрешенности, даже не испытывая радости по поводу Ее исчезновения — и так было хорошо и спокойно… Я даже испытывал некую благодарность к Ней за подаренное состояние. Мне не было абсолютно никакого дела до того, жив я или уже умер, было просто все «по-барабану». Что-то, беспокоившее меня всю мою сознательную жизнь, навсегда исчезло, отрезанное косой Смерти.
И все же однажды, проснувшись, включил фонарик и отправился в лаз, который пересекал глубокий разлом, местами достигавший почти метр шириной. Вправо он уходил метров на сорок, а слева — уже в метре был засыпан камнями. Я взобрался на верхние из них и обнаружил продолжение трещины, которая была похожа на узкий лаз. В него можно было протиснуться лишь лежа на боку. Через пару метров меня ожидало новое испытание. Камни, на которые можно было бы опереться, подо мной кончились, а трещина уходила вглубь еще метров на пять, постепенно сужаясь. До очередных камней было еще метра два. Надо было каким-то образом преодолеть это расстояние. Перспектива свалиться в трещину и застрять там вниз головой меня вовсе не устраивала. Если бы ни чутье, руководившее мной, ни при каких условиях туда бы не полез. Но сейчас я был словно на автопилоте и с удивлением наблюдал, как мое тело, осторожно перебирая руками, используя шершавые стены раскола и упираясь в противоположные стены, постепенно начало продвигаться над опасным местом. К тому же приходилось ползти в горизонтальном положении, зависая правым боком над жуткой смертью. Невероятно, но оказалось, что это сделать не так уж сложно. Без особых проблем я достиг спасительного выступа. Далее трещина расширялась, уходя вниз. Пройдя по ней еще метров тридцать, я увидел очередной лаз, пересекавший раскол, вероятно, он ранее тоже выходил к большому залу, но сейчас одна сторона его была завалена всего в нескольких метрах. Лаз был довольно просторный, лишь временами приходилось становиться на четвереньки, так что я довольно быстро преодолел метров двести, достигнув крупного грота диаметром метров в десять. В одной стене грота на уровне груди имелось прямоугольное углубление метровой ширины и по полметра в высоту и в глубину.
— Вот и алтарь, — подумал я, — а ведь я его когда-то уже видел, и даже вот так же стоял возле него. И странное ощущение, что было это не во сне. Я машинально провел ладонью по алтарю, чтобы стереть пыль. Но это оказалась не пыль, а мелкий песок, под его слоем почувствовались гладкие выступы. Аккуратно сгреб верхний слой песка в сторону. Передо мной лежало четыре ряда каменных фигурок величиной чуть более ладони. Все фигуры были сделаны, по-видимому, одним мастером из серо-синего камня и изображали музыкантов, играющих на древних инструментах. Сами музыканты были похожи друг на друга как братья и все были в длинных балахонах. Отличалось в основном положение рук и сами музыкальные инструменты. Какой-то трепетный восторг прокатился по моей душе, когда я взял в руки одну из фигурок, чтобы рассмотреть поближе. Словно держал в руках безумно дорогую для себя реликвию. Аккуратно положил ее на место и только теперь обратил внимание, что в нижнем ряду двух фигурок не хватает. Три верхних ряда по десять фигур, а в четвертом — восемь. Я сразу вспомнил, зачем сюда пришел. Повернувшись вправо, прошел по лазу еще метров семьдесят, до очередного грота. Там не было алтаря, просто осыпанный угол с таким же мелким, похожим на пыль, песком. В этом песке я нашел еще одну фигурку, мне даже показалось, что она на меня похожа лицом. Возможно тут же в песке лежала и последняя, сороковая, но это было уже не мое дело. Свою фигурку я отнес в грот с алтарем и положил в нижний ряд, так, что оставалось еще всего лишь одно незаполненное место. У меня не было с собой фотоаппарата, поэтому я схематично постарался зарисовать положение рук музыкантов и их инструменты, хотя был уверен, что даже если это зашифрованное послание, то вряд ли его возможно расшифровать до назначенного срока. Затем тщательно вновь заровнял песком, так, что казалось, что это обычная каменная плита, покрытая пылью. Теперь кто-то еще должен будет прийти сюда, чтобы положить свою последнюю сороковую фигуру. По моим ощущениям это должно произойти всего через пару лет.
У входа в пещеру было достаточно светло, должно быть, на поверхности уже день. Я достал тротиловые шашки и уложил их возле самого входа в углубление. Соединил детонатор с огнепроводным шнуром, аккуратно его обжал и вставил в отверстие шашки. Затем обмотал весь тротил детонирующим шнуром и запаралелил вторым детонатором. Это конечно было уже лишним, но не тащить же мне их обратно. Закончив приготовления, я выбрался в основание провала. Небо было сероватым, но чистым.
— Скорей всего восход, чем закат, — подумал я, и это было как нельзя кстати, яркий солнечный свет сейчас не для моих глаз. Убедившись, что моя веревка, как и прежде, надежно закреплена, привязал к ней рюкзак и вернулся к заряду. Сделал косой срез на огнепроводном шнуре и достал спички. Шнур загорелся с обычным шипением и с первого раза. Его длины мне хватало с запасом. Без каких либо проблем я выбрался из провала и вытянул за собой рюкзак. До взрыва оставалось еще пару минут. Я отошел от провала и стал ждать. Рассвет только начинался, было тихо и довольно тепло. Туман заливал внизу все долины. Мох под ногами был покрыт утренней росой, предвещая хорошую погоду. Земля вдруг вздрогнула, выдохнув из провала клубы пыли. После шума падающих камней опять наступила тишина, почти как в пещере.
— Вот и все, — подумал я. — Теперь Пещера откроется только перед приходом следующего фаталиста, или какого-нибудь другого духовно повернутого. Кто знает, кого теперь Дух пришлет. Только на кой ляд Он меня к Мамонову за тротилом посылал?
Это воспоминание развеселило, и, накинув рюкзак на плечи, я энергично зашагал вниз с чувством выполненного долга. Все же, какой вкусный воздух наверху! Я жадно вдыхал, пытаясь запомнить его уютный аромат. После сырого пещерного воздуха, несмотря на утреннюю прохладу, он казался таким теплым и насыщенным. Жаль, что скоро к нему привыкну и перестану замечать.
Примерно в полдень я дошел до дороги и присел отдохнуть. В рюкзаке еще оставалось достаточно еды, так как в Пещере почти ничего не ел. Я собрал веток и разжег костер. В комплект сухпая входило сухое горючее, но я соскучился по живому огню и потому с наслаждением прилег, наблюдая за языками огня и подставив спину солнечному теплу. После горячей еды меня разморило, и я не заметил, как уснул. Помню, снилась громадная железная бочка, вращающаяся на подвешенных металлических прутах. Они скрипели, скрежетали и похрустывали, я боялся, что она вот-вот сорвется и раздавит меня. Этот скрип нарастал, а я как вкопанный продолжал стоять, заворожено глядя на раскачивающуюся бочку. И когда вдруг скрип оборвался, превратившись в звук затормозившей машины, то проснулся, увидев остановившийся рядом раздолбанный уазик. Я лишь успел сесть, когда из него выскочил растрепанный мамоновец и приставил к моему плечу ствол автомата. Открылась задняя дверь уазика, и из нее на меня нацелился еще один ствол. За автоматчиком сидел сам Мамонов, грудь его была перевязана.