Между яблонь
Шрифт:
Ане казалось, что руки у неё от пакетов вытянулись, как у обезьяны. Она не чаяла, когда поставит сумки, и потом не глядела ни на залитый розовым светом двор, ни на крышу, облитую, как лаком, вечерним солнцем, ни на статную Антонину. Только думала с каким-то неожиданно острым раздражением: могла бы и сойти навстречу с крыльца, не такая уж она дряхлая. Вон как по дому шустро шаркает…
Антонина, словно услышав её мысли, шагнула с крыльца на верхнюю ступеньку, но тут же охнула и вцепилась в перила. Аня, всю дорогу оберегавшая сумки от грязи, бросила их на землю и рванула к крыльцу.
– Антонина
– Всё хорошо, милая, всё нормально, – побормотала старуха, цепляясь за неё сухими руками. – Помогите в дом зайти…
Аня, нервничая и судорожно вспоминая, на какой улице живёт фельдшер, довела Антонину до её кровати-алькова.
– Гораздо лучше, – уже без одышки поблагодарила Антонина, отдёргивая занавесь. – Спасибо вам, Анечка… Простите.
– Лекарств каких-то? Чаю? – беспомощно спросила Аня.
– Ничего не надо. Сейчас передохну чуток, и встану. Видимо, перетрудилась, – смущённо-насмешливо вздохнула старуха. Аня наклонилась к ней, пощупать пульс на запястьях, и в нос шибануло сразу несколько запахов, которых, за тревогой за Антонину, она сразу и не заметила. Пахло хлоркой и белизной, как бывало дома после большой стирки. Пахло масляной краской – едко и душно. Пахло сдобным тестом и сладкими апельсинами – так, что кружилась голова.
– Не помню, сказала вам или нет – Маруся сегодня придёт, поможет бельё развесить во дворе. Я и сама могу, но таз тяжёлый, она всё ругается, если я сама, – виновато объясняла бабка. – А потом, думаю, раз постирала с хлоркой, так уж заодно и вон тот кусочек над раковиной покрашу, и плесень вытравлю…
Квадрат над раковиной и правда светился свежайшей масляной заплаткой.
– А потом тесто поставила. Как раз к вашему приходу успела. Будете чай, Аня? Или вы голодная, что-то поплотней сделать? А пирог как раз к Машиному приходу настоится.
– Ох, Антонина Ивановна, – пробормотала Аня. – Напугали вы меня. Мне бы такой продуктивной быть и бодрой в вашем возрасте. Сейчас, сбегаю сумки заберу, ладно?
…Пока она выкладывала на стол йод и крем, яблоки и булки, соль, лаврушку и зубочистки, Антонина тихонько вздыхала. А когда из сумки показалась завёрнутая в бумагу лилия, лицо у неё просветлело, как будто помолодела лет на десять.
– Спасибо, Анечка, спасибо вам, порадовали так порадовали! Словно Первомай… Пойдёмте теперь кушать. Я тоже не обедала, вас ждала…
***
Пообедав из красивого, старинного, разномастного, но начищенного до блеска сервиза, Аня перемыла тарелки с обколотыми краешками, вытерла изящные чашечки без ручек и аккуратно водрузила на полку узорчатое блюдо в россыпи мелких трещин.
– Очень вкусно, – отдала она должное нежному пюре и сочным, поджаристым котлетам. – Антонина Ивановна, я, пожалуй, за тетради сяду. Хочется закончить с проверкой, пока у самой из головы урок не вылетел.
– Конечно, – засуетилась Антонина, освобождая огромный стол, накрытый бархатной розовой скатертью с густой бахромой. Убрала вазу с засохшими ветками, сдвинула стопку старых пыльных книг и журнальных подшивок (Ане показалось, она заметила «Работницу» и «Науку и технику»), раздёрнула тюль – в воздух взвилась пыль, запахло старым паласом, давно не открываемым гардеробом, книжным шкафом, стареющим в кладовой…
Аня чихнула и стала вынимать из сумки тетради своих пятиклассников. Сколько ж их тут! Это сегодня ещё не все на уроке были…
С тоской обозрев цветную горку разлохмаченных, в испачканных обложках (а то и вовсе без них) тетрадей, она устроилась, как на насесте, на хлипком коричневом стуле с полукруглой спинкой.
– Сделать вам чаю? – предложила Антонина.
– С удовольствием. А если сделаете кофе – буду обязана до конца жизни.
Антонина нахмурилась.
– Вы такими словами не разбрасывайтесь, Анечка, – негромко велела она. – Шутка шуткой, конечно…
Аня незаметно закатила глаза. Эта старушка то пугала, то смешила, то вводила в ступор.
– А вы сегодня днём заходили? – вдруг прежним тоном спросила Антонина. – Я слышала сквозь сон, дверь хлопала…
– Да, забегала. Забыла… книжку записную, – зачем-то соврала Аня.
– Ну, занимайтесь, – вздохнула Антонина как-то неодобрительно и, сгорбившись, пошла к дверям. – Занимайтесь. Маруся обещала прийти к семи.
«Весь день сегодня про Марусю, – без всяких эмоций подумала Аня и погрузилась в мир точек, лучей, отрезков и натуральных чисел. – Как наказание за то, что ненавидела все эти отрезки в своё время. История повторяется дважды… Второй раз – в виде фарса…».
***
С тетрадями она расправилась только к сумеркам. Выйдя из учительского транса, Аня обнаружила, что у неё тяжело и тупо болит голова. Отчаянно хотелось принять горячий душ, но, насколько она могла судить, в распоряжении её был лишь замшелый колодец, можно сказать, почти на улице.
Она содрогнулась, представив ледяные струи. Словно отзываясь на её мысли, снаружи пошёл дождь. С первых капель он застучал дробно, хамовито и агрессивно. Небо окончательно заволокло – видимо, уже до утра.
Аня покрутила головой, разминая шею, хрустнула пальцами и, пошатываясь, выбралась из-за стола. В кухне глухо бормотал телевизор; уютно и сытно пахло доходившим апельсиновым пирогом. Антонина, кажется, иногда перекидывалась репликами с диктором, а может, говорила сама с собой.
Аня цапнула со спинки дивана своё полотенце, вышла в сени, нащупала в темноте галоши и толкнула чёрную дверцу. Та не поддалась. Аня толкнула сильнее, но дерево только натужно хрупнуло; посыпалась труха. Аня в сердцах пнула по двери изо всей силы, так, что соскочила калоша. Створка жалобно всхлипнула, и что-то грузно грянуло по деревянным доскам. Наклонившись, Аня разглядела тяжёлый железный замок, всунутый в ушко.
– Аня? Аня? – крикнула из кухни Антонина. – Что такое?..
– Антонина Ивановна, а можно ключик от дверей к флигелю? Я умыться хотела. С утра даже не заметила замка…
– Милая, что ж вы пойдёте под дождём-то? Умойтесь в кухне спокойно. Вот у меня тут тазик, шторка, вехотка, если надо. А я пойду пока в комнату, проветрю. Как вы? Закончили со школьными делами?
– Почти, – озадаченно ответила Аня. – А…
Хотела спросить «А почему вы дверь на замок закрыли?», но в это время в другую – входную – дверь постучали.