Между Явью и Навью
Шрифт:
– Мрак, прячься, – шепотом велела Яга коту. – Казненным богом потянуло. Если что – беги к тетке в Полтеск.
О безнадежно отставшем мертвяке Яга и не вспомнила.
– Мр-ра! – возмущенно вякнул кот, но не ослушался. Исчез в ветвях молодой березки. Мохнатый все знал о разоренных капищах, об убитых волохах и сожженных ведуньях. Гости не за сказками пришли.
Яга присмотрелась сквозь листву. К ней пожаловали четверо.
Осанистый пожилой воин с боярской гривной глядел на пламя и шевелил губами, будто принося
Монах в черном балахоне кругом обходил избушку, махал кадилом, окуривал пожар мерзко пахнущим дымом и читал молитву на греческом. Два молодых гридня с луками в руках смотрели в лес – один на запад, второй на восток. Наконечники стрел блестели серебром.
Ждали ее. Знали, что Яга и изба неразрывны, что придет злая лесная ведьма мстить за свой дом, за печку, за травы высушенные, за силу колдовскую! Кто-то поведал убийцам, что Яга чувствует домовину как часть себя – как руку, как нутро свое! Что огонь на освященном масле жжет не только бревна и доски – саму Ягу жжет!
Придет и получит срезнем в шею, как дикий зверь. Колдовством с каленым железом можно совладать, но если еще и молитва мечам в помощь – несдобровать ведьме.
Яга принюхалась. Больше нет никого. Только лошади храпят на поляне неподалеку. Хорошие кони, обученные, свести не выйдет – руку откусят.
Она сняла плащ, чтоб не мешался, осталась в просторной рубахе и штанах, заправленных в сапоги. Спряталась за толстым стволом осины и спросила во весь голос – так, как матушка приемная учила, чтоб все услышали:
– Дядька Ратибор! Что ж ты впервые за пятнадцать зим пожаловал? Стыд сглодал, что меня на съедение Яге отправил?
Один из гридней выстрелил на звук. Стрела задрожала в стволе, но Яги у осины уже не было. Она шагнула в ветви сирени и пристально смотрела за чернорясым.
– Сгинь, морок! – разнесся глубокий голос воина по округе. – Умерла Ядвига!
Служитель казненного бога прервал молитву – ненадолго, на пару вздохов! – и удивленно посмотрел на боярина.
Яге хватило этих мгновений. Она не могла ничего сделать с монахом – бог его крепко защищал. Но горящая, умирающая изба все еще была ее. Ее жизнью, ее силой… А еще – грудой объятых огнем бревен.
Левая опора подломилась, и горящая домовина рухнула на монаха. Яга вздрогнула от боли, будто ломала свою, живую ногу. Будто она сама, умирая, дала огненное погребение жрецу ревнивого бога.
Тот даже не охнул.
Гридни шарахнулись от разлетевшихся углей. Один сделал знак от зла – ага! Значит, не так уж ты, парень, крепок в христианской вере!
– Тварь нечистая! – заорал боярин, высматривая ее среди ветвей. – Отче наш!
– Иж-же еси… – заикаясь, вторил ему второй гридень.
Без защиты монаха получалось неубедительно.
Яга быстро, но бесшумно обошла их по лесу и крикнула с другой стороны:
– Так с чем пожаловал, дядька Ратибор? Проведать? Гордись – ратный подвиг совершил, спалил дом одинокой девки!
– Я крещен Константином! – прорычал боярин. – Выходи, слуга Сатаны!
Ягу корчило от боли. Гридни больше не стреляли, настороженно ждали, когда она ошибется и покажется. Но ей было незачем. Без молитвы можно и глаза дуракам отвести. Стреляйте по мороку, тратьте стрелы!
С болота наконец-то доковылял мертвяк. Он шел к хозяйке самым коротким путем, через бывший двор, мимо погребального костра избы и монаха.
– Ты еще откуда взялся?! – взревел боярин. – Стреляй дрянь волховскую!
От двух стрел мертвяк покачнулся, но устоял. Со скрипом повернул голову к гридням, утробно ухнул и, повинуясь воле хозяйки, пошел убивать боярина.
Как бы ни была богата дружина воеводы Менского, мечей-кладенцов в ней не водилось. Гридни привыкли воевать с людьми, и сейчас на несколько мгновений растерялись. А после сделали жуткую глупость – кинулись рубить мертвяка втроем.
«Хорошо я поработала, – хмыкнула про себя Яга. – Всех менских упокаивала сама, дружина мертвяков не встречала лет десять, а эти парни в жизни не видали. Вот и помогло».
– Стань мясо крепче дуба, кости тверже камня, – тихонько сказала она.
Вырвала у себя несколько волосков, наскоро обмотала на веточку и кинула в мертвяка. Попала.
Мертвяк вздрогнул и изогнулся. А когда выпрямился снова, добрые клинки больше почти не прорубали засохшую плоть. Оружие щербилось о кости, а мертвяк будто и не замечал – тянулся к горлу боярина. Живой человек уже лишился бы и рук, и ног, и головы – а покойник держался, еще и норовил схватить нападавших.
Гридень выругался – меч заклинило в мертвой ключице. Парень еле выдрал клинок.
Мертвяк дал Яге передышку – горсть мгновений, несколько быстрых вздохов – но без нее совсем беда. Надолго твердости не хватит, скоро ее помощник станет горкой рубленой тухлятины. Нужно успеть!
Она сдернула с себя пояс и сложила пращу – как в детстве, помнишь, дядька? Ты и учил!
Первым камнем промазала.
Мертвяк держался против троих. Пока – держался. Царица Морана, великая богиня, помоги!
– Камень тверд, месть сладка, кость хрустит, Морана рада, – шепнула Яга второму камню.
Он полетел будто сам и с хрустом ударился о затылок одного из гридней. Шлема на нем не было, вояки шли жечь ведьму, а не на битву. Шапка слегка смягчила удар, но парень пошатнулся и упал на землю. Стало ясно – больше не боец.
– Павел, лови тварь нечистую! – опомнившись, рявкнул боярин.
Второй гридень кинулся туда, где только что была Яга. Она шарахнулась в сторону – даже выщербленным мечом он мог убить мгновенно. Или хуже – ранить обессиленную ведьму и бросить догорать с костями монаха.