Между жертвенником и камнем. Гость из Кессарии
Шрифт:
– О, величайший!
– воскликнул старик, спускаясь с ложи и падая на колени: - Я неустанно молил богов, чтобы Тиберий умер, и ты поскорее стал императором!
Калигула с неожиданным любопытством посмотрел на него.
– Молил, говоришь?
– отрывисто переспросил он и, вцепившись в спинку ложа 51 побелевшими пальцами, что они побелели, прошипел: - Херея!
– Здесь я!
– отозвался встревоженный голос, и Андромен увидел, как к. императору подбежал пожилой трибун преторианской когорты.
Калигула поманил его к себе пальцем и когда тот наклонил ухо к самым его губам, неожиданно громко спросил:
– Как думаешь, а те, кого сослал я, могут тоже молить богов о моей смерти?
Херея разогнулся и поскреб пятерней в затылке.
– Пожалуй, что да...
– Тогда немедленно пошли на острова преторианцев!
– срывающимся голосом закричал Калигула.
– Пусть перебьют всех моих ссыльных! До единого! Ступай!..
Император в изнеможении откинулся на подушки и замер, глотая воздух широко раскрытым ртом.
Андромен во все глаза смотрел на него, открывая для себя совершенно нового Калигулу.
«Расскажи я дома все, что видел и слышал здесь, так никто не поверит мне, как сам я не верил раньше купцам!
– думал он.
– Нет, мне действительно нужно доказательство, что я пировал в императорском дворце!»
Он окинул оценивающим взглядом стол перед своим ложем и сразу увидел подходящий для этой цели предмет. Золотая ложка тончайшей ювелирной работы с выгравированным на ручке словом «Цезарь» могла бы убедить даже самых недоверчивых кесарийцев в правоте его слов.
Андромен прикрыл ложку ладонью и потихоньку потянул ее со стола.
– Что ты делаешь?
– остановил его сосед-всадник, который, как давно уже казалось Андромену, замечал все, что происходило на пиру.
– Да вот... хотел взять на память...
– краснея, пробормотал он.
– Разве она не стоит двухсот тысяч, которые я заплатил, чтобы попасть на этот пир?
– Лично я бы не пожалел и миллиона, но только чтобы не попадать сюда!
– с горечью заметил всадник и посоветовал: - А ложку лучше оставь! Помнится, один раб на всенародном угощении тоже украл серебряную накладку с ложа. Так Калигула приказал отрубить ему руки, повесить их на шею и в таком виде провести перед гостями!
Андромен в ужасе, словно его пальцы накрывали гремучую змею, отдернул руку и благодарно взглянул на соседа.
Прошло не меньше получаса, прежде чем Калигула отдышался и принял удобную позу, подложив под левую щеку, еще подергивающуюся ладонь.
Примолкшие было, гости оживились, задвигались, поднимая бокалы со здравицами в его честь.
Каллист хлопнул в ладоши. В залу снова вбежали рабы. Одни из них проворно убирали блюда с недоеденной пищей, другие заставляли столы новыми кувшинами, чашами и блюдами с незнакомыми Андромену яствами.
Слуга наполнил его бокал до краев прозрачным вином с приятным янтарным оттенком. Он отпил глоток и сразу узнал фалернское - самое изысканное и дорогое на свете вино. Попробовал паштет из ближайшей чаши и подивился его необычному вкусу.
– Что это?
– налегая на понравившееся блюдо, спросил он всадника.
– Паштет из языков фламинго!
– не притрагиваясь ни к чему, шепнул тот.
– Что?..
Ложка застыла у губ Андромена.
– А может, из соловьиных язычков, - подумав, поправился всадник.
– Калигула любит удивлять гостей такими деликатесами!
– Сколько же надо для одной только чаши этих... как их?
– при виде такого неслыханного расточительства нужное слово вылетело из головы Андромена, и он помахал рукой, показывая воображаемую птицу.
– И во сколько обойдется императору весь этот пир?!
– Спроси лучше Каллиста!
– усмехнулся всадник.
– Хотя он вряд ли скажет об этом даже Калигуле. Ведь половина денег наверняка уже приятно отяготила его кошель.
Знаю только, что один из недавних пиров стоил годового дохода от трех провинций.
– Трех провинций...
– прошептал ошеломленный Андромен, понимая теперь, откуда у императорского вольноотпущенника миллионы.
– А ты как думал? Калигула привык жить на широкую ногу. Вон в том блюде – кушанье из гусиных лапок с гарниром из петушиных гребней, в том - африканские улитки, которых кормили смесью из сусла и меда. А вон краснобородки - не меньше пяти тысяч сестерциев каждая!
– забыв про осторожность, уже почти кричал всадник.
– Десяти тысяч...
– машинально, поправил знавший толк в ценах на рыбу Андромен, глядя на чашу с плавающими в ней краснобородками.
Краснобородка - распространенная в южных морях рыба, редко достигавшая большой величины, поэтому за крупные экземпляры римские гастрономы платили огромные деньги.
Их подавали на стол в морской воде, чтобы они, умирая, переливались пурпурным цветом на глазах у пирующих.
– Вот видишь, - спохватившись, понизил голос всадник.
– Только так можно ухитриться промотать наследство Тиберия в два с половиной миллиарда меньше, чем за год!
Уверен, что на сегодня это еще не все... Не тот человек Калигула, чтобы не поразить своих гостей какой-нибудь очередной выходкой!
И он не ошибся.
Через час с небольшим, в самый разгар пира, когда все внимание римлян переключилось на еду, в руках императора появился маленький, сверкающий предмет.
Андромен не смог разглядеть издалека, что именно это было. Он видел лишь как любовался этим предметом Калигула. Он то подносил его к самым глазам, то отводил на вытянутую руку. Причмокивал от восхищения, покачивал головой. Вдоволь налюбовавшись, подозвал раба с золотым подносом, сбросил сверкающую каплю со своей ладони и велел показать ее всем.