Между жертвенником и камнем. Гость из Кессарии
Шрифт:
На рынке у менялы появились новые боспорские деньги: на одной стороне профиль царя Аспурга с монограммой, на другой - полный титул Калигулы вокруг его худощавого лица с короткой прической и длинным, с небольшой горбинкой носом. Такой портрет мало что говорил о нынешнем правителе Рима. Тем не менее, эти монеты стали пользоваться наибольшим уважением у покупателей.
Прошло всего полгода и новые купцы стали рассказывать, как изменился характер Калигулы после его болезни. Казалось, они говорили о совершенно другом человеке.
Боспорцы слушали,
И вот теперь он, Андромен, мог разобраться во всем сам. Зря что ли он оказался в Риме? Да, он будет первым кесарийцем, который увидит воочию императора и расскажет дома в подробностях каков из себя на самом деле Калигула!
Эта мысль захватила его и уже не давала покоя. Андромен расспрашивал словоохотливых завсегдатаев харчевен, где бы он мог поглядеть на Калигулу. Побывал на Палатинском холме с его богатыми дворцами. Перед входом в переполненный цирк, где гремели гладиаторские бои. В храмах, термах, даже близ виллы императора за городом.
Но все тщетно.
Трифон уже ворчал, поторапливая его. Напоминал, что в трюмах - скоропортящиеся товары, грозил уплыть один. Но Андромен и слушать ничего не хотел. С утра до вечера носился он по Риму. И вдруг в харчевне, где, но слухам, однажды пировал с друзьями Калигула, услышал завистливый шепот.
– Гляди, гляди!
– толкал бородатый ремесленник своего подвыпившего приятеля.
– Сам Каллист...
– Императорский раб?
– Он...
Лица говоривших были устремлены к худощавому человеку лет сорока, одиноко сидевшему за небольшим столом в самом углу, Речь, без сомнений, шла о нем.
Андромен смекнул, что императорский раб ему как нельзя кстати. Уж он-то наверняка должен знать, где сейчас его господин.
– Эй!
– окликнул он проходившего мимо слугу.
– Кувшин вина, да поживее!
Хиосского? Цекубского?
– почтительно осведомился слуга.
– Еще чего - цекубское рабу!
– возмутился Андромен. – Самого дешевого!
Не сводя глаз с раба, черкающего стилем по восковой дощечке, он допил остатки прекрасного хиосского вина. Взял поданный слугой глиняный кувшин и , пройдя через всю харчевню, поставил на стол перед Каллистом:
– Пей!
Императорский раб поднял удивленные глаза па незнакомца, усмехнулся в густую бороду и отодвинул кувшин в сторону, - Ты, верно, голоден?
– предположил Андромен, с трудом выговаривая латинские слова.
– Я закажу что-нибудь.
– Я сам закажу, если пожелаю!
– покачал головой Каллист, что-то дописывая в дощечку.
– Кусок хлеба или куриное крыло?
– на греческом, усмехнулся Андромен.
– Что ты хочешь от меня?
– тоже по-гречески, вместо ответа, резко спросил Каллист и швырнул дощечку на стойку перед угодливо склонившимся хозяином харчевни: - Чтоб через час все, что я отметил, было во дворце!
– приказал он и снова повернулся к озадаченному Андромену: - Ну?
Андромен замялся. Судя по словам ремесленника, перед ним сидел раб. А по голосу и жестам - самый настоящий господин. Впрочем, ведь это был не обычный раб - императорский!
– Я бы хотел видеть Калигулу!
– наконец сказал он.
– Кого?
– нахмурился Каллист, всем своим видом подчеркивая, что негоже называть императора прозвищем, которое пусть даже любя, дали ему подданные.
– Гая Цезаря Августа Германика!
– поправил себя Андромен, не без труда выговаривая официальное имя императора.
– Так-то оно лучше. И когда?
– Чем скорее, тем лучше!
– быстро ответил Андромен, мысленно представляя недовольное лицо Трифона.
– Значит сегодня!
– уточнил Каллист.
– Хорошо, я устрою это.
– И я увижу его?
– обрадованно воскликнул Андромен.
– Не только увидишь, но и побываешь на великолепном пиру, который даст сегодня император. Но это будет тебе дорого стоить.
– Сто сестерциев?
– с готовностью вытащил кошель Андромен, - Двести? Пятьсот?!
Каллист отрицательно покачал головой.
– Тысяча?!
– Двести тысяч.
Кошель выпал из рук ошеломленного Андромепа.
– Да-да, - невозмутимо подтвердил Каллист.
– Двести тысяч сестерциев, и ты немедленно получишь письменное приглашение, скрепленное печатью самого императора.
– Двести тысяч...
– выдавил из себя Андромен, соображая, что этот наглец требует от него почти всю выручку от продажи рыбы и соуса. – Да ты хоть понимаешь, какие это деньги?!
«Впрочем, что может смыслить в таком деле раб, имеющий в своем пекулии жалкую медь!» - подумал он, а вслух сказал:
– Ты ведь, наверно, не умеешь даже считать на серебряные денарии!
– Да, я действительно не умею считать на денарии, - усмехнулся в бороду Каллист и глядя в упор на купца раздельно добавил: - Потому, что привык считать на таланты или, в крайнем случае, на мины!
– Что?
– переспросил вконец пораженный Андромси.
– Каков же тогда твой пекулий?!
– Сто миллионов сестерциев, не считая недвижимого имущества!
– спокойно ответил Каллист.
– Ты, верно, принял меня за раба! Так меня по привычке еще называют иногда римляне. Но я давно уже не раб, Я - вольноотпущенник самого императора!
Андромен во все глаза смотрел на человека, который в десятки, сотни раз был богаче его. Да что его - всех купцов Кесарии, вместе взятых! И он еще предлагал ему вино из виноградных выжимок!..
– Ну?
– напомнил ему о себе Каллист.
– Так позволяет твой пекулий купить мое приглашение?
– Я не раб, - осторожно заметил Андромен.
– И у меня не пекулий, а казна.
– Для Рима вы все рабы! Ну, так что?
– Покажи приглашение!
– вместо ответа попросил Апдромен.