Между
Шрифт:
Сейчас – спрячусь за мерзкой мордой. С презрением взглянет на меня Гвидион, взглянет – не распознает, не почует врага, не помыслит о хитрости дерзкой.
Мирддин оборотился кабаном, и сыновья Дон увидели его. Гвидион и – Гофаннон. Аметон отстал, а вот брат-кузнец, сокрушивший заклятья Арауна, был полон сил.
– Цель ему в язык! – крикнул Гофаннон, подавая брату дротик. – Мы убьем его, если пронзим язык!
Услыхав это, кабан обернулся, показал братьям язык – на мгновение. Дротик Гвидиона скользнул по щетине.
Погоня продолжалась. Гофаннон на бегу творил заклятьями копья и дротики, Гвидион метал их во врага, но тот то ли был покрыт железной щетиной, то ли чарами ослаблял удары сына Дон, – а только ни одной раны у Мирддина не было.
– Он бежит к морю! Не дай ему свернуть! Манавидан – враг Аннуина!
«Молодцы-удальцы, – одобрительно подумал Владыка Дорог, – сами создадите сказку про то, как схвачен был Мирддин в море мучителем».
И кабан бросился со скалы в пучину.
– Могучий, прими Мирддина в своих владениях, – хрюкнул кабан, глядя на серого жеребца.
– Зачем ты здесь? – Манавидан не выглядел дружелюбно, но ссориться с Владыкой Дорог не стоило.
– Битва Деревьев великой бедой была нам…
– Нам?
– Конь, Олень и Кабан копыта сбили, спасаясь.
– Марх и Араун потерпели поражение?!
– Ага, – хрюкнул кабан, «позабыв» добавить, что сыновья Дон не достигли той победы, ради которой и затеяли битву.
– И что ты хочешь?
– Спастись от сынов Дон. Море – вечный оборотень. Помоги мне навеки морду сменить. За то – слугой разок стану.
– Ты хочешь навсегда изменить свой облик? Чтобы никто и никогда не нашел тебя? Чтобы самые могучие чародеи, чтобы даже боги не знали, где скрывается Мирддин, и не чувствовали его силы?
– Верно видишь, великий.
– И за это ты мне отплатишь любой службой?
Кабан покачал головой:
– Любой, кроме… никогда не обращу я ни оружия, ни заклятия против тех, с кем рядом бился в Каэр-Невенхир.
– Ну что ж, – Манавидан сменил облик, сложил на груди руки, – со своим пасынком я разделаюсь и сам. Твоя служба – слишком могучее оружие, чтобы разить им в семейной ссоре. Я никогда не потребую от тебя причинить вред Марху или Арауну. Ты сослужишь мне иную службу.
Мирддин благодарно наклонил голову.
– В каком облике ты хотел бы скрыться?
Словно волна набежала и очертания кабана поплыли, сменившись…
– Это?! Я бы под страхом гибели не влез в такое! – невольно отстранился Манавидан.
– Брезгливо взсссглянуть на мерзссского… – прохихикало существо. – Славно сховаться в гадосссти…
– Я уничтожил эти копья! – гордо сказал Талиесин. – Они нанесли мне десятки ран, но я их одолел!
«Что неудивительно, – мысленно хмыкнул Аметон. – Как только Араун бежал, сила его заклятий ослабла, а потом и иссякла».
– Я сложу громкие песни о нашей славной победе! – глаза барда сияли.
– Песни – это правильно, – кивнул Аметон, не договорив: «А вот победы я что-то не вижу».
– Это будет лучшая из твоих песен, – Гвидион потрепал приемного сына по плечу. – Сложи ее поскорее, пока торжество победы переполняет тебя.
Талиесин ушел в свой покой, где хранилась его арфа.
Три брата остались одни. За стенами обычного уэльского дворца – ллиса – барабанил осенний дождь, и в колоннаде – невадде – слуги торопливо покрывали стропила соломой: какой же пир под дождем?
– Да уж, какова победа, таков и пир, – хмуро сказал Аметон.
– Гвидион, – нахмурился кузнец, – скажи прямо: мы достигли хоть чего-нибудь в этой битве?
– Во всяком случае, отступили не мы, – дернул углом рта тот.
– Здесь нет Талиесина, чтобы не-поражение гордо именовать великой победой! – почти крикнул Гофаннон. – Скажи правду, наконец!
– Не кричи.
– Да уж, «не кричи»! Аннуин как был, так и остался у Арауна, Марх жив-здоров, вот разве только Мирддин…
– Вот именно, – Гвидион налил себе вина, одним глотком осушил кубок. – Еще совсем недавно мы и не подозревали, что Мирддин нам враг, а теперь…
– А где теперь Мирддин? – спросил Гофаннон.
– Я не слышу его. Вообще не слышу, – отвечал Аметон.
– Я тоже, – кивнул Гвидион.
– Хватит вам успокаивать самих себя! – крикнул кузнец.
Гвидион положил ему руку на плечо:
– Брат, это действительно так. В Прайдене больше нет Мирддина. При случае стоит поблагодарить Манавидана.
– Хм… ну, может и так…
– Что будем делать с Мархом? – мрачно спросил Аметон.
– Почему не с Арауном? – приподнял бровь кузнец.
Ему ответил Гвидион:
– До Арауна нам пока не добраться. Сам он вряд ли еще раз выйдет из Аннуина. А Марх – человек… ну, по крайней мере, живет в смертном мире.
– Ага, человек! Смертный слабак! Да уж! Вы же видели, как он в лепешку растоптал вашего змея!
– Брат, я просил тебя не кричать, – спокойно возразил Гвидион. – Да, я хочу убить Марха. И он будет убит. Но я не так глуп, чтобы выходить на битву сам.
«Особенно, когда после твоего поединка с Придери все знают, что ты бьешься бесчестно», – нахмурился Аметон, но промолчал.
– Кого же ты пошлешь на него? – спросил Гофаннон.
– А вот над этим-то я и думаю…
Собрались воители, начался пир. Здравицы, новая песнь Талиесина… да и старые хороши.
Брага пенилась в кубках, речи становились всё громче.
Прошел черед пения славных бардов – сейчас по залу кувыркались шуты, распевая что-то веселое и ритмичное. Слов было не разобрать в общем шуме.
Дождь не прекращался, но он не мешал торжеству воинов, разгоряченных гордыми песнями Талиесина и крепкой брагой.