Межесвет
Шрифт:
— Ты чудной, — мягко произнесла она. — В тебе есть что-то особенное, какая-то могучая сила, определяющая твои слова и поступки. Как тонкий луч маяка, пронзающий тьму. — Ведьма вздохнула. — Эти бедняги, я имею в виду здешних крестьян, до моего прихода жили лишь повседневными заботами. Не потому, что им запрещали мечтать, просто они не знали, как это делается. Понимаешь?
— А о чем мечтаешь ты?
Она издала короткий смешок.
— Может быть, стать богиней? — весело предположила Лиандри.
— Ты и так богиня. В глазах человека. — Ланн немного помедлил, раздумывая, но все-таки решился задать волнующий его вопрос: — Вы умираете? Ты и Шайна.
— Я не знаю, — честно ответила ведьма. — По моим подсчетам, я еще достаточно молода. Ты видишь на этом лице морщины, ульцескор? — Она положила руки ему на плечи и встала на цыпочки. В равномерном свете лампы ее кожа была ровной и гладкой, как у девочки. — Иногда, смотрясь в зеркало, я вижу уродство: искривленные черты, сломанный нос, изрытые язвами губы и две свисающие дуги плоти вместо щек. Но это не пугает меня.
— Потому что это иллюзия?
Лиандри пожала плечами.
— Возможно, это и есть истинная я.
Ланн добился своего — ведьма перестала делиться с крестьянами колдовскими дарами, но они все равно провожали ее жадными взглядами, втайне недоумевая, почему Госпожа Грез лишила их своей милости. Теперь Лиандри проводила вечера в одиночестве, и ульцескор остерегался заходить в ее спальню, насквозь провонявшую наркотиком. Они проживали в одном из самых новых и добротных домов в деревне, и после их отъезда комната дивных грез, несомненно, доставит превеликое удовольствие ее следующим обитателям. Ведь что может быть лучше, чем валяться на кровати в полном изнеможении и предаваться сладостным видениям, не испытывая потребности ни в пище, ни в воде? Может быть, кто-то умрет от истощения в этой самой постели, и дом объявят проклятым и сожгут. Лиандри считала, что делает людям добро, хотя на самом деле отравляла им разум. Ланн не был уверен, что его слова дошли до ее понимания, скорее, ведьма просто выполнила его просьбу. Он лучше разбирался в тонкостях чуждого ей мира, и Лиандри доверяла ему.
Снежная Ведьма избрала затворничество, а Ланн тем временем искал способ проникнуть в замок. Конечно, у него было письмо с гильдейской печатью, и, отдав его страже, он мог получить аудиенцию у лорда, но ульцескор заранее решил, что не будет ничьим посыльным. Он взломал печать и пробежал глазами текст, выведенный размашистым почерком Лайи-Элейны, а затем разорвал письмо на мелкие кусочки и бросил в огонь. Слишком много слов о сотрудничестве между Ан'Фаскаром и Гильдией, и лишь две строчки — о нем самом. Нельзя сказать, что Ланн был удивлен — прежде всего Паучиха преследовала собственные цели.
Так как тутошнюю почву отравлял триофен, крестьяне ничего не выращивали, и все пищевые продукты были завозными, включая питьевую воду. Купеческие телеги появлялись на главном тракте два раза в неделю, первым делом останавливались во дворе замка, а уж потом спускались по холму в сторону деревни. Цепь крытых повозок сопровождали вооруженные всадники, двое ехали спереди, четверо — в арьергарде, и еще три или четыре охранника держались на расстоянии, иногда останавливаясь и критически осматривая окрестности. Один из них вроде бы приметил Ланна, когда тот прятался среди зарослей кустарника, столь дурно пахнущего, что Лиандри велела ульцескору принять ванну сразу по возвращении домой. Сетчатая маска не пропускала запахи, и Ланн ощутил смутное беспокойство, когда на улице от него стали разбегаться селяне. Ополоснувшись холодной водой и сменив одежду, ульцескор изложил Снежной Ведьме суть плана, на что она лишь передернула плечами.
— Я не умею играть с чужими умами, Ланн, и не управляю действием наркотика. Но я могу воспользоваться своим природным обаянием. Думаю, это сработает.
Когда они дождались очередного каравана, погода стояла пасмурная, небо сплошь затянуло тучами, накрапывал мелкий дождик, что оказалось как нельзя кстати. Сопровождающие караван мужчины, все как на подбор рослые, были в широких плащах с капюшонами, и отличить их друг от друга в таком облике не представлялось возможным. Ланн, затаившись в высокой траве, подал знак Лиандри, и она побежала навстречу телегам, что-то крича и размахивая руками. Охранники не могли расслышать слов, только видели, что девушка сильно встревожена и явно нуждается в помощи. Один из всадников махнул остальным и поскакал навстречу ведьме, пришпорив лошадь. Лиандри резко затормозила, живо изобразив страх, а затем развернулась и снова помчалась, только в противоположную сторону. Всадник сбавил скорость и, по всей видимости, колебался. Он успел заметить, что одежда незнакомки разорвана на груди, на ее лице и руках темнеют ссадины, а еще что она красива, потрясающе красива.
Он догнал ее, с легкостью перебросил поперек седла и натянул поводья, заставив лошадь идти шагом. Он заговорил с ней, но девушка молчала, поэтому ему пришлось спешиться и, подхватив незнакомку под мышки, поставить ее на землю. Лиандри плюхнулась на ягодицы и отползла назад, испуганно тараща глаза и открывая рот, из которого доносилось невнятное бормотание. Охранник склонился над ней, протянул раскрытую ладонь, выражая сочувствие и желание помочь. Кажется, он спросил: 'Кто обидел тебя?' — а затем получил удар в висок и рухнул на землю как подкошенный.
Догоняя девушку, всадник спустился в долину, и караван с конвоем на короткое время скрылись за особенностями ландшафта. Ланн раздел мужчину до белья и оттащил тело в кусты. Если все пойдет по плану, когда охранник очнется, они уже будут внутри. Главное, чтобы никто не заговорил с ульцескором и не потребовал от него объяснений столь долгой отлучки. Ланн переоделся и сел на лошадь, ведьма вскочила в седло позади него. На охраннике была сетчатая маска, его капюшон был обрамлен стальными клипсами и закрывал лицо, поэтому Ланн не боялся, что его маскарад быстро раскроют.
Они поравнялись с караваном. Никто его ни о чем не спросил. Ульцескор во всем старался подражать прежнему владельцу лошади, когда на подходе к воротам, ведущим в замок, к нему подъехал капитан — он определил это по его оружию и плащу из дорогой ткани с оторочкой из черного меха. Ланну велели остановиться и спустить девушку на землю, что он и сделал, не имея другого выхода. Лиандри начала плакать и причитать, указывая на разорванное платье, на свои руки, на ссадины и кровоподтеки. Ведьма нарисовала следы насилия теми водостойкими красками, которые использовала для лица. Ее якобы обесчестил господин из замка, и ничего она не желает больше, чем справедливого суда. Капитан слез с лошади, неловко приобнял Лиандри рукой, приспустил маску и прошептал ей что-то на ухо. Она вздрогнула в его руках, а затем, опустив глаза, медленно кивнула. Сквозь платье капитан ощутил холод ее тела и без лишних раздумий укутал ведьму своим плащом. Он велел Ланну ехать, тем самым давая ему понять, что берет девушку под свою ответственность. Снежная Ведьма могла за себя постоять, и ульцескор, оставляя ее в объятьях капитана, не испытывал ни малейших угрызений совести.
Со скрежетом распахнулись тяжелые ворота, впуская повозки в удушливую темноту меж двух стен. В боковом проходе показался свет, кованые сапоги зацокали по каменному настилу, и городские стражники, факелами разгоняя тьму, принялись осматривать поклажу. На Ланна, застывшего в ожидании, никто не обратил внимания. Закончив осмотр, стражники унесли с собой факелы, и караван снова окутал мрак. Ланн услышал чужое дыхание за своей спиной и весь напрягся в ожидании удара, которого не последовало. Чья-то рука легла ему на бедро, и он перехватил тонкое запястье прежде, чем шустрая ладонь скользнула вверх по ноге. Лиандри. Ульцескор помогал ей взобраться в седло, когда яркий прямоугольник света из открытых во внутренний двор врат на мгновение ослепил их обоих. Пока стража производила досмотр, дождь закончился, а небо успело проясниться. Ланн медленно двинулся вперед, сопровождая караван: ему было невдомек, как Снежная Ведьма избавилась от капитана, но в ее компании он чувствовал себя уверенней.