Межесвет
Шрифт:
Морвена направилась в конец зала, освещая себе путь. Шадрен поплелся следом, поглядывая по сторонам. Не все ниши были заполнены, и это немного утихомирило его совесть. Ведьма остановилась, водрузив свечу на каменный пьедестал, раздернула занавески: желтое сияние озарило альков в форме полукруга. На стенах висели портреты, если их можно было так назвать: каждая картина состояла из размытых очертаний головы и шеи, закрашенных черной краской, и нескольких белых мазков — волос. На месте глаз сияли алмазы.
— Тех, кто мог представлять угрозу, — заговорила Морвена, разглядывая портреты, — она прогнала и обозвала монстрами. Удобно, не так ли?
— Кто они?
— Я знала их когда-то. Или могла знать. Это место поклонения, хочешь спросить ты? Нет. Я не воздаю им молитвы. Они их все равно не услышат.
— Как ты их различаешь? — поинтересовался Шадрен.
— Нужно долго смотреть. Со временем они начинают двигаться. Шевелить ртом, моргать глазами. Еще позже — говорить. Иногда я слышу… — ее руки, висевшие вдоль тела, сжались в кулаки, — как они плачут.
Морвена боялась одиночества и ненавидела его. Шадрен тоже зачастую путешествовал один, по долгу службы, и тем не менее это никогда его не тяготило. В Гильдии были другие экзалторы, где-то его ждала Идрис. После смерти любимой в его сердце образовалась пустота, но Шадрен не стремился ее заполнить и не искал новых привязанностей. С него было достаточно страсти и тоски.
В тот раз он поцеловал Морвену исключительно по ее просьбе, он не любил ее, и, более того, не хотел любить. Экзалтор не мог отрицать, что испытывает к ней влечение, пусть даже чисто физического характера, но было бы нечестно просто уложить ее в постель, а потом делать вид, что ничего не случилось. Она заслуживала лучшего.
Шадрен не собирался ничего предпринимать, но когда ведьма упала на колени, всхлипывая и зажимая рот ладонью, его сердце отозвалось болью, и ему было тяжело устоять. Он присел рядом и коснулся ее локтя, ожидая, что она позволит себя обнять и утешить, но вместо этого Морвена отшатнулась и сквозь пелену слез взглянула на него, как на врага. Ее грудь, прикрытая черным шелком, судорожно вздымалась.
— Не прикасайся ко мне, — обреченно произнесла она. — Это убьет тебя. — Ведьма вскинула руку и продемонстрировала ему шелковые паутинки между пальцев. — Ты не знаешь, кто я такая. Что я такое.
Шадрен встал на ноги. Он запутался: сначала она звала его, а теперь отталкивала. Похоже, что Морвена сама не знала, чего хочет. Но экзалтор понимал: дай ей время, не делай никаких шагов к сближению, и она сама к нему явится — если, конечно, он будет еще жив. Он с минуту гадал, сможет ли самостоятельно добраться до своей комнаты на верхних этажах, а затем направился к выходу. Ведьма окликнула его, не поднимаясь с колен, и Шадрен испытал приступ мучительного удовольствия: это сработало. Его напускное равнодушие зародило в ее душе страх, что он может уйти или, того хуже, не ответить на ее притязания. Он медленно обернулся.
Морвена шмыгнула носом и вытерла мокрое лицо. Простерла руку в направлении окна, где виднелся клочок ржавого неба. Шадрен затаил дыхание.
— Будь осторожен. Ты слышишь? Они хотят тебя.
В подтверждение ее слов со стороны окна раздался еле слышный шепот, будто кто-то подглядывал за ними и вполголоса обсуждал увиденное. Спустя несколько секунд тишину разрезал душераздирающий крик, и его поддержали сотни голосов — грубые звериные и тонкие птичьи. Крик прокатился по пустынным улицам подобно лавине и затих где-то вдали. Город превратился в единый организм, и это огромное чудовище хотело лишь одного: его, Шадрена. Он мог дать им многое, прежде чем испустит дух. Он был не из трусливых, но в тот момент его пробрала дрожь.
— Город жаждет, — грустно повторила Морвена. — И я тоже.
Глава 10
(Летиция)
Он боялся к ней прикоснуться, словно девушка состояла из кристаллов песка, а не плоти, и могла запросто рассыпаться; долго стоял, привалившись к стене, и смотрел на нее. Она проспала больше суток, заняв его постель, и ему самому было негде приклонить голову. Конечно, Кассиан мог ответить на любезность и воспользоваться ее комнатой в качестве временного жилища, но юноша не стал этого делать. Вместо этого он бесцельно бродил по лесу, иногда сидел под деревьями, проваливаясь в короткие промежутки сна, и просыпался с затекшими конечностями и пустой головой.
— Как я здесь оказалась?
В ее глазах был животный испуг. Летиция приподнялась на кровати, машинально схватила покрывало и прижала его к груди. Увидев, что полностью одета, она немного успокоилась. Касс слишком устал, чтобы тратить время на объяснения. Сутки назад она разбудила его и что-то говорила несколько часов напролет, но ее рассказ был настолько обрывочным и малоосмысленным, что позднее он попытался собрать его воедино — и не смог. Это было похоже на сон; может, это и было сном.
— Мирцея хочет тебя видеть.
— Мирцея?
— Наша жрица, — пояснил Касс.
— Ах да… — Девушка встала, смущенно расправила смятое покрывало и одернула платье. — Мне нужно умыться и причесаться.
— Подожди здесь.
Касс знал, что не обязан никому прислуживать, но ему все равно хотелось угодить Летиции. Она могла помочь ему вырваться из беспросветного мрака, нескончаемой череды страданий, на которые он себя обрек. Ее душа пылала так ярко, что юноша был не прочь хоть немного погреться в исходившем от нее свете. Он принес Летиции все, о чем она просила — чашу с водой и чистое полотенце; затем предложил воспользоваться его расческой.
— Отведи меня, — сказала девушка, покончив с утренним туалетом.
Мирцея ждала их в большом зале, сидя у вогнутого зеркала и раскуривая благовония. На жрице было платье из некрашеного льна и черный бархатный жилет, волосы лежали на плечах золотистой копной, а на шее сверкало ожерелье из красного жемчуга, похожее на застывшие капельки крови. Она благодарно кивнула Кассу и велела оставить их с Летицией наедине. Госпожа ди Рейз проводила юношу долгим взглядом и обернулась к жрице.
— Смотри, — произнесла Мирцея, чуть отодвигаясь назад.