Межгалактическая война 2
Шрифт:
Пусть навигатор выполняет свою работу. Если возникнет необходимость, можно будет рассмотреть другие варианты…
— Повелитель, я уже теряю их. Не знаю, намеренно ли они это делают или даже знают о нас, но здешние приливы заслоняют их и заставляют наши пути расходиться. — Гурон чувствует, как корабль вздрагивает, когда они попадают в зону турбулентности варпа: или, что более тревожно, что-то ударяется о корабль. — Если бы я знала, куда мы направляемся, я бы нашла альтернативный маршрут, который не разнесет нас на куски, но если следовать за ними вслепую, то мы можем заблудиться.
Гурон с рычанием поворачивается:
—
Колдуна зовут Налик, и он смертный, или, по крайней мере, был им когда-то. На его одеяниях — сигилы Тзинча, и Изменяющий Пути, как ему и подобает, исказил облик своего слуги. На правой руке, сжимающей посох Налика, девять цифр, на каждой из которых по девять костяшек, а левая превратилась в щуплый отросток с острыми шипами по спине, а в каждой из клыкастых пастей под ней — по крошечному зловещему глазу. Глаза Налика горят глубоким кобальтово-синим цветом, лишь тончайшая прорезь черного зрачка пересекает их, а капюшон его мантии сдвинут вверх и наружу начинающими выступать из бровей рожками.
Он улыбается Гурону, обнажая крупные острые зубы из блестящего черного углерода, и с размаху опускается на одно колено.
— Лорд Гурон. Чем могу служить?
Гурон насаживает его на пальцы Когтя Тирана.
Налик задыхается, когда окутанный энергией металл входит в его плоть, и начинает использовать силы своего покровителя, чтобы защитить себя, но Гурон — не капризный чемпион, которого можно сбить с толку собственной гордыней. Хамадрия появляется на его плече и спускается по руке, а магия, которую Налик отчаянно призывал, рассеивается в фамильяре Гурона, который возбужденно стрекочет. По мере того как Хамадрия впитывает энергию умирающего колдуна, Гурон чувствует, как растет его собственное осознание, как он и предполагал. В прежней жизни он не был псайкером, но с тех пор, как заключил сделку, привязавшую его к оболочке из собственной разрушенной плоти, варп стал более открытым для его разума.
Дальнейших сделок с Губительными Силами, заключенных от его имени, он хотел бы избежать. Однако использование украденной силы другого человека сопряжено с гораздо меньшим риском.
Гурон поднимает Коготь Тирана и тащит за собой тело Налика. Колдун кричит от страха, когда его пронзенную фигуру поднимают с палубы, и его кровь стекает вниз, но, поскольку у него украли магию, он ничего не может сделать, кроме как слабо бить посохом по голове Гурона. Гурон, не задумываясь, ловит удар, вырывает орудие из рук владельца и разбивает его о лицо Налика.
— Умри тихо, урод, — хрипит Кровавый Грабитель. Даже благосклонность Тзинча не помогает Налику избежать этой участи, и уже через полминуты он недвижно лежит на острие когтей Гурона.
Гурон опускает руку, и труп Налика отлетает в сторону и падает на мостик Призрака Разрушения. Экипаж не обращает внимания на происходящее. Отчасти потому, что они сосредоточились на своей работе, пытаясь удержать корабль под контролем, насколько это возможно в окружающей их суматохе, но в основном потому, что им не чужда насильственная смерть. Служба в рядах Красных Корсаров гарантирует это: их единственная забота — сделать так, чтобы у их хозяев не было причин подвергать их смерти.
— Теперь, — говорит Гурон, беря в руки длинную половину посоха Налика и вычерчивая фигуры в крови колдуна. — Посмотрим, что мы сможем найти.
Сила вливается в его глифы, и он направляет варп в соответствии со своими прихотями под тихое воркование Хамадрии. Существо не произносит понятных ему слов, но каким-то образом смысл его звуков проникает в его мозг и струится по руке, и все же он не стал чужой марионеткой. Гурон Черное Сердце — все еще самостоятельный человек, и он еще не переступил через себя.
Последняя линия проведена, и он закрывает глаза, концентрируясь. Затем он посылает свое сознание наружу, укрепленное и защищенное силой, которую он украл у Налика.
Его сознание почти мгновенно атакуют, ведь это не простая шахтерская станция Адептус Механикус, а враждебные потоки самого варпа. В нем таятся хищники: хищники, которых уже привлекло содержимое его корабля. Последователи Хаоса не всегда являются самыми заманчивыми лакомствами для тех, кто скрывается в Имматериуме, ведь заключаются сделки и создается сила, обеспечивающая защиту, превосходящую защиту простого Поля Геллера, но это не значит, что они могут безнаказанно путешествовать по его течениям. Гурон ощущает скрежет психических когтей по бронированным бокам своего разума и чувствует, как скребущие челюсти ищут любую щель в его ментальной броне, которая позволит зверям вскрыть его защиту и добраться до нежного мяса под ней.
Он стискивает зубы и давит. У него нет оружия, которым он мог бы отогнать чудовищ, нет молитвы, которую он мог бы вознести Императору, чтобы расчистить себе путь. Он просто закаляет свою волю и продолжает идти, не обращая внимания на боль, не обращая внимания на отвлекающие факторы, не обращая внимания на все, что не имеет для него значения.
У него за плечами десятилетия опыта.
Он уверен, что не воспринимает окружающее так, как Бейс Фортуна: он не может видеть приливы и отливы течений варпа; он не может предвидеть опасности, на которые может натолкнуться его корабль или навсегда остаться на мели. Но что он умеет, так это находить слабые следы своей добычи. Он знает Вернгара Отступника и даже чувствует слабый отпечаток корабля Ультрамаринов. Где-то там, посреди бушующего шторма, окружающего его, его разум видит слабый свет их существования, как бы они ни старались ускользнуть от него. Он не может направить Призрака Разрушения вслед за ними, потому что не может определить их пути. Но, впрочем, ему это и не нужно.
— Навигатор, — шипит он сквозь зубы. — Я укажу тебе направление, а ты найдешь способ доставить нас туда. Это понятно?
— Да, лорд Гурон, — отвечает Фортуна. Она не спрашивает, как он это сделал. Она уже достаточно хорошо его знает, чтобы понять, что его слова — правда, и вряд ли захочет узнать подробности.
— Хорошо, — говорит Гурон и сплевывает на труп Налика, его слюна начинает медленно разъедать лицо колдуна. — Тогда начнем.
Восемь
Гурон.
Голос глубокий и темный, сладостный и нескладный, как медовая жидкость, стекающая на язык. Этот голос сочится из-под дверей и просачивается сквозь стены. Это голос, который скрывается в тени и избегает света; не из страха, а чтобы насмехаться. Это голос, который всегда находится за ухом, за углом, вне поля зрения. Это голос, который одновременно и ногти в кости, и соль в ране, и перья, расчесанные на солнечном ожоге. Это голос, который проникает в глаза и режет кожу изнутри.