Мгновение истины. В августе четырнадцатого
Шрифт:
– Но это будет нелегко сделать, – задумчиво сказал Джилрой, – как я понял из ваших слов, на очередной заговор надежды мало.
– Да! У нас слишком мало времени.
– Может быть, тогда использовать тактику, которую мы с успехом использовали в ходе «Большой игры»?
– Что вы имеете в виду? – заинтересовался лорд.
– Когда какой-нибудь князек горского племени противился британскому влиянию и намеревался стать под руку «Белого царя», наши люди под видом ученых брахманов и дервишей рассказывали на всех перекрестках, базарах и в караван-сараях о таком строптивце разные басни, распространяли нелицеприятные картинки с правителем, которые подрывали устои ислама…
– Ну что же, в этом есть резон, – поддержал капитана лорд, задумчиво глядя на разгоревшийся в камине огонь. – Я попрошу моего лучшего друга редактора журнала «Панч» помочь мне в этом деле. У него наверняка есть карикатуристы, которые за деньги и мать свою в объятиях с любовником нарисуют. Я думаю, неплохо бы было запустить серию листовок, в которых царица была бы представлена в объятиях Распутина, а император освещал бы эту оргию свечой…
– Прекрасный сюжет, сэр, – воскликнул Джилрой, – это же просто гениально! Только необходимо завуалировать эти действия так, чтобы прослеживался не британский, а германский след.
– Вот этим вы и займетесь в Петербурге, – заключил Первый лорд Адмиралтейства.
– Но, сэр, а если нам не удастся скомпрометировать бывшего премьера и «друга» царской семьи до такой степени, что они сгинут с политической арены. Что делать тогда?
– Тогда остается последнее средство, – многозначительно взглянул на офицера Первый лорд Адмиралтейства. – Именно поэтому я и выбрал вас, сэр. И знайте, что Британия ждет от вас самых решительных действий для достижения главной задачи – подвигнуть Россию к войне с Германией и Австро-Венгрией и далее делать все от вас зависящее, чтобы русские из этой войны не вышли победителями…
– Но тогда победят боши, – недоуменно произнес Джилрой.
– За годы войны боши потеряют столько людей и материальных ресурсов, что нам останется только протянуть руку, чтобы схватить их за горло. Ослабленные войной Франция, Австро-Венгрия и Турция, не говоря уже об остальных европейских странах, тоже будут для нас легкой добычей, и тогда над всем миром будет гордо реять один-единственный «Юнион Джек»! [10]
ГЛАВА V Берлин. Май 1914 г
10
Так называется в английском флоте имперский флаг.
В начале ХХ века Берлин был не только самым крупным городом в Германии, но и самым современным, являясь неоспоримым свидетельством прогрессивного духа и энергии германской нации. Кайзер Вильгельм II хотел, чтобы его столица была признана «самым прекрасным городом в мире». Согласно его видению, Берлин должен был стать городом памятников, проспектов, величественных зданий, фонтанов и статуй, возможно, даже статуй его самого. Он страдал от отсутствия в Берлине этих необходимых, по его мнению, элементов прекрасного города. «В Берлине нет ничего, что могло бы привлечь иностранца, за исключением нескольких музеев, замков и солдат», – однажды заметил он. Но кайзер явно лукавил. Знаменитый американский писатель Марк Твен, гостивший у американского посла в Германии за несколько лет до Великой войны, сравнил головокружительный рост Берлина и его жажду всего нового и современного с Чикаго. И в самом деле, перед войной этот город был настоящим генератором инноваций и технологического прогресса, страстно желая обрести статус города мира или «Weltstadt». И для этого были все возможности. Он становился своего рода колыбелью новой на тот момент эры науки, особенно в области физики и медицины. Берлин быстро рос и развивался. Настоящим центром общественной жизни развивающегося Берлина была Унтер-дер-Линден, без преувеличения будет сказать, самая красивая и современная улица города, которая связывала резиденцию кайзера и его ближний дворец. Наверное, поэтому уже во время правления императора Вильгельма здесь были сооружены величественные каменные здания самого различного назначения. Среди них отели «Пиккадилли» и «Эксельсиор». Именно в «Эксельсиоре» кайзер любил устраивать «джентльменские вечера» со своими ближайшими друзьями. А помпезное здание Прусской государственной библиотеки Вильгельм открывал лично. Очередной виток прогресса чувствовался не только на улице, но и в поднебесье. На самых высоких зданиях Унтер-дер-Линден были установлены электрические рекламные щиты, высвечивающие на ночном небе слово «Шоколад». Широкие тротуары были всегда многолюдны, особенно по вечерам. Дамы в роскошных нарядах и в самых немыслимых шляпках прогуливались по улице под руку со знатными и галантными кавалерами. Стайками собирались юные курсистки, с восхищением обсуждая наряды прогуливающихся по бульвару дам. По середине улицы, грохоча, величаво катились трамваи, а между ними неудержимым потоком сновали взад и вперед кареты, скрипучие возки и пароконные пролетки. Распугивая лошадей и пассажиров, с бешеной скоростью, аж до сорока километров в час, проносились авто, обдавая прохожих газолиновым чадом.
Однажды поздним весенним утром по Унтер-дер-Линден проследовал кортеж, состоящий из нескольких «Мерседесов», который возглавлял огромный лакированный «Даймлер» на высоких колесах с тонкими белыми шинами, украшенный миниатюрными императорскими коронами на медных, отполированных до блеска фарах. Снабженный серебряным рожком этот роскошный экипаж то и дело оглашал еще немноголюдную в это время улицу мелодичными звуками «Ти-та-та-те-та!», явно заимствованными из оперы Вагнера «Золото Рейна».
– Наш Великий император спешит из резиденции в свой ближний дворец! – восторженно восклицали лавочники, выбегая из своих магазинов и магазинчиков, и верноподданнически махали руками вслед удаляющемуся кортежу, с удовольствием принюхиваясь к запаху газолинового перегара, оставленного несущимися на огромной скорости авто.
– Да, его величество любит быструю езду, – со знанием дела переговаривались официанты, которые, заслышав клаксон, высыпали из дверей гостиницы «Пиккадилли». Их слова быстро тонули в общем говоре обывателей, которые приурочивали свои утренние прогулки к моменту проезда высочайшего кортежа, по которому можно было сверять время. Кайзер любил точность во всем, кроме своей политики, и выезжал из резиденции не позже девяти тридцати.
– По кайзеру можно проверять время! – вытащив луковицу серебряных карманных часов, провозгласил вышедший из гостиницы добропорядочный бюргер.
– Не пришлось бы в этом кайзеровском времени затягивать ремни, – проворчал угольщик, с ног до головы запорошенный черной пылью, но на него сразу же зашикали со всех сторон лавочники, приказчики, владельцы «гастштедтов», официанты и другие праздношатающиеся по Унтер-дер-Линден, высыпавшие на улицу для того, чтобы еще раз засвидетельствовать личное почтение и восторг своему германскому императору и полубогу.
Неожиданно вслед за высочайшим кортежем в запале верноподданничества рванул посетитель пивного бара, одной рукой придерживая вывалившийся из жилетки пивной животик, другой махая что было сил, стараясь привлечь внимание обожаемого им императора. И ему удалось на какое-то время привлечь внимание кайзера, который, увидев, что его обожатель, неожиданно споткнувшись, растянулся в луже посреди дороги, громко рассмеялся. Что для него падение какого-то там излишне фанатичного немца, ведь он, окрыленный идеей фикс, спешит отдать должное своему новому, страшному и коварному богу – Марсу. И пусть небо, затянутое черными тучами, преподносит берлинцам мрачный, серый весенний день, он безмерно, словно ребенок, радуется и этому дню, и этим восторженным лицам, радостно вскидывающим в приветствии руки и кричащим ему здравицы, и даже распластанному в луже неизвестному почитателю. А все объясняется просто. В середине недели во дворце проходил большой прием, на котором император принимал только соратников по своей пангерманской идее, а также военных и руководителей спецслужб. Никто другой во дворец не допускался, чтобы не дай бог не испортить хорошее настроение императора.
Получив ранним утром от своего адъютанта известие о том, что главный противник и злейший конкурент пангерманистов, владычица морей Великобритания, один за другим потеряла два своих крупнейших корабля, которые сгорели со всеми своими пассажирами и экипажами в открытом океане, кайзер был в особенно приподнятом настроении. И потому, прежде чем оседлать своего любимого конька на долгожданной встрече со своими сподвижниками, чтобы там высказать свои самые свежие мысли и призывы, главные из которых: «…оградить Европейский континент от русских стремлений к мировому господству», «обеспечить культуртрегерскую миссию немцев и австрийцев среди «варварских славянских народов» для последующего сплочения самых черных империалистических сил Европы, Вильгельм решил выслушать сначала доклад начальника разведки Большого Генерального штаба подполковника Вальтера Николаи.