Мхитар Спарапет
Шрифт:
Утром никто из меликов на площади не показался. Все были у Давид-Бека.
А когда наступил полдень, Мхитар, князь Баяндур и Тэр-Аветис направились в покои послов, чтобы пригласить русских на переговоры.
Бек и старейшины уже дожидались их. Большой зал Верховного Собрания был залит солнцем. Один луч падал на шлем Бека и горел бездымным огнем. Справа от Верховного властителя восседал епископ Оваким. Борода его недвижно покоилась на груди, маленькие глазки были полузакрыты. Казалось, что владыка дремлет, наслаждаясь солнечным теплом, греет свои старые кости.
Слева от Бека горделиво стоял
Перед Беком, подобрав калачиком ноги, сидел дьяк Магакия. На коленях у него лежала гладкая ореховая доска, на ней — лист чистой бумаги. Сбоку, на полу, перо и чернила — все, как положено писцу. У входа в зал параллельными рядами выстроились сотники с обнаженными мечами. Есаи поглядывал на вытянувшегося напротив Товму и время от времени незаметно подмигивал ему. Оба были рады, что Давид-Бек призвал их к участию в приеме высоких гостей.
Наконец послы, предшествуемые Мхитаром, Тэр-Аветисом и князем Баяндуром, вошли в зал. И, увидев все великолепие оказанного им приема, старший из послов слегка смутился. Он подошел к Беку и низко поклонился. То же самое проделали и двое других.
— По велению нашего государя императора мы привезли в страну Армянскую грамоту, посланную вам самодержцем Великой, Малой и Белой Руси.
Протянув вперед обе руки, посол передал Давид-Беку грамоту царя Петра. Это был перевязанный зеленой лентой свиток с императорской красной печатью по краям. Бек поцеловал ленту и, приложив свиток ко лбу, вскрыл его.
На белой голландской бумаге в левом углу была приложена большая царская печать с изображением гордого двуглавого орла. Бек вспомнил лоскуток пергамента, который показывал ему инок Мовсес в Татевском монастыре. На том лоскутке собственной рукой царя Абаса Багратида были выведены названия сел и аванов, дарованные им вновь выстроенному Татевскому монастырю. На пергаменте тоже стояла печать, печать армянского царя, и его подпись.
У Бека сжалось сердце. Прошло более восьмисот лет с тех пор, как жил царь Абас. Восемьсот лет армянское духовенство хранило как зеницу ока этот лоскуток пергамента. А царство?.. Его армяне давно потеряли. Остались только обломки былой славы и могущества. Соединятся ли эти обломки, оживет ли среди руин обновленное царство? Трудно сказать…
Бек очнулся от пронесшихся в голове мыслей, распрямил плечи и передал грамоту дьяку Магакии для прочтения.
Магакия благоговейно поцеловал бумагу и густым басом громко, размеренно начал читать:
— «Соизволением и милостью всевышнего, святейшего и могущественнейшего господа бога, мы, император Всея Руси — Великой, Малой и Белой, — царь Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Вятский, Казанский, царь Астраханский, властитель Сибири, великий князь Смоленский, а также царь Финляндской и Булгарской земель, великий самодержавный князь Нижегородский и Черниговский, государь Рязанской, Ростовской, Ярославской и всей северной стороны, властелин восточных, западных и многих других земель, Петр Алексеевич, шлем свой милостивый поклон и благословение всем большим и малым сигнахам страны Армянской, князьям
До нашего царского слуха дошла весть о том, что вы создали в своей стране сигнахи, создали войско и очистили свои земли от персов. Нам, милостью божией, царю христианскому, доставило большую радость ваше избавление от нечестивых. И за то мы воздаем хвалу великому спасителю Иисусу Христу, что не оставляет он в беде, не забывает верных своих служителей.
До нас также дошел слух, что вы в своей стране единодушно решили просить нашей царской помощи и всем народом хотите принять наше подданство.
Мы с любовью откликаемся на вашу просьбу и через нашего высокого посла заявляем о душевном ликовании нашем и о готовности принять под свое покровительство ваш народ, а вместе с вами и всех исстрадавшихся в муках рабства христиан, живущих на земле Армянской.
Таково наше непреклонное и искреннее слово.
Да благословит господь наше согласие и единение ныне и во веки веков! Аминь!»
— Аминь! — горячо повторили присутствующие.
Магакия, окончив чтение государевой грамоты, передал ее Беку.
Верховный властитель шагнул к молчаливо стоявшим послам и произнес торжественно и взволнованно:
— Все мы от мала до велика обращаем наши благодарственные слова благочестивому и апостолоподобному царю Петру Великому за его богоугодную милость и от души молимся, чтобы наш господь бог даровал ему вечное здоровье. Все то, что мы слышали своими ушами, приятно нам и радостно, господа послы. — Он обернулся к своим:
— Да будет со мной ваше согласие!
— Да будет! — прогремело в высоком сводчатом зале.
Бек пригласил послов сесть на заранее приготовленные для них места. Сел и сам.
— Что еще повелел вам государь император?
— Милостивый царь велел нам также сказать, что сам в этом месяце прибудет в Баку и с войском и военачальниками проследует в Гандзак, — ответил главный посол. — Готовы ли вы пойти ему навстречу со своим войском и военачальниками?
— Готовы и единодушны!
— Да поможет вам бог.
— Пусть отныне русская длань навечно благоденствует над нами, — произнес Давид-Бек. — Нас немного, но мы умеем защищать наш дом и нашу честь. Многовековая история наша — тому свидетельство. Мы устояли против врагов, жаждавших нашей крови, ибо руке нашей привычно держать меч. Мы умеем биться с недругами, умеем противостоять им, и этим мы живы и останемся в веках… Таков путь армян.
Последние слова он подчеркнул с особой силой и достоинством.
В жилах военачальников забурлила кровь. Вспомнились битвы, которые они вели. Князь Нубар наполовину вынул меч из ножен и со звоном вложил его обратно. Сделал он это непроизвольно. Бек взглянул на Нубара. Тот смутился, поняв, что его поступок был неуместен.
— Вы слышали звон меча этого храброго юноши, — указав на Нубара, обратился к послам Давид-Бек. — В этом звуке — наша сила и безопасность. Этот храбрец — владетель небольшого гавара. Полк его малочислен, и все же он обуздывает кровавого персидского хана, что сидит в Нахичеване. Драться умеет. И похвалы достоин. И все тут собравшиеся — мелики и князья, крестьяне и военачальники — чести своей не посрамят…