Мичман Болито
Шрифт:
Находившийся на нижней орудийной палубе Болито чувствовал, что сердце его бьется чаще, чем обычно. Он видел мелькающие в полутьме межпалубного пространства фигуры: матросы суетились вокруг тяжелых тридцатидвухфунтовых пушек, под их босыми ногами скрипел песок, щедро рассыпанный юнгами по палубе, чтобы сделать ее не такой скользкой. Тусклый свет, просачивающийся через люк с верхней палубы, позволял разглядеть, как расчеты орудий готовят их, снимают найтовы, чтобы проверить крепления брюков, и опробуют ганшпуги. Сверху доносился приглушенный скрип блоков — это над палубой растягивали сеть для защиты расчетов орудий от падающих обломков. Сколько раз им пришлось проделывать все это за то время, пока они прошли четыре тысячи миль? Болито слышал,
— Эй, вы, шваль, живее там! И без того долго возитесь! — раздался в полумраке голос Трегоррена.
Помимо матросов, необходимых для обслуживания двух батарей тридцатидвухфунтовиков, на нижней палубе находились два лейтенанта — Трегоррен, как командир, самый младший среди лейтенантов — мистер Уэлсли, как его заместитель, — и четыре мичмана. Последние обычно закреплялись за дивизионами орудий. В их обязанности входили репетование приказаний, самостоятельное ведение огня в случае необходимости и передача донесений на квартердек. Болито и Дансер располагались по бакборту, а угрюмый молодой человек по имени Пирс и малыш Иден отвечали за батарею штирборта.
Посередине палубы, прислонившись спиной к грот-мачте, стоял Трегоррен. Скрестив руки на груди, он исподлобья оглядывал свои владения. Рядом, у трапа расположился часовой из морской пехоты. Часовые выставлялись у каждого люка, чтобы не дать трусам возможности укрыться в трюме.
Уэлсли, шестой лейтенант, мчался вдоль бакборта. Болтающаяся у пояса шпага била его по ляжке всякий раз, когда он останавливался, чтобы выслушать короткий доклад командира расчета: «Готов, сэр!»
Наконец все смолкло. Тишину нарушали только привычные звуки корабля, да поскрипывание брюков, когда те натягивались во время вхождения судна на волну. Болито буквально ощущал растущее вокруг напряжение. Он старался не думать про мичманскую каюту, кормовой кубрик, как ее назвали, которая в этот момент тоже претерпела превращение. Там расположился хирург со своими помощниками. Горят фонари, поблескивают в открытых ящичках инструменты. Все как бесчисленное количество раз, когда капитан Конвей отдает соответствующий приказ.
— Что вы там копаетесь, мистер Уэлсли? — рявкнул Трегоррен.
Шестой лейтенант ринулся к командиру, и едва не упал, зацепившись ногой за рым-болт.
— Нижняя батарея к бою готова, сэр! — выдохнул он.
С верхней палубы до них донесся свисток. Кто-то прокричал: «К бою готовы, сэр!»
Трегоррен смачно выругался.
— Проклятье, снова они нас побили! Мистер Иден! Донесение наверх, живо! — добавил лейтенант.
Вернувшись, запыхавшийся Иден начал доклад:
— Первый лейтенант приказывал благодарить, сэр. Корабль был подготовлен к бою за двенадцать минут. Но… — мичман запнулся.
— Что но?
Парень тяжело сглотнул.
— Мы закончили последними, сэр.
Дудки высвистывали новые команды, голоса боцманских помощников создавали гомон не хуже птичьего базара на норфолкском болоте.
— Открыть порты!
Болито придержал одного из канониров. В межпалубном пространстве стояла жуткая духота, но он знал, что все порты — здесь и палубой выше — должны быть открыты одновременно. Когда крышки портов откинулись вверх, Ричард ощутил дуновение устремляющегося через них прохладного ветра. Очертания стоящих вокруг людей приобрели смысл и лица, обнаженные торсы слегка блестели в неверном свете утра. Мичман бросил взгляд назад и заметил, как Дансер слегка помахал ему рукой.
Во время утренней вахты «Горгона» изменила курс и шла теперь на ост-зюйд-ост, ветер зашел к норду и пока держался этого направления. Корабль шел с небольшим креном, и поскольку ветер дул слева с кормы, дивизион Болито располагался высоко, вне досягаемости брызг. Ричард видел белые барашки волн, странных рыб, летающих над поверхностью, словно птицы, держась в кильватерной струе корабля. Придвинувшись вплотную к порту, он разглядел за жерлом орудия темное пятно на поверхности океана, и пришел к выводу, что это «Афины». Болито попытался представить, что происходит сейчас на палубе. Не вызывало сомнения, что приз покинул прежнее место под ветром у своего защитника и пересек его курс, чтобы занять новую позицию между «Горгоной» и берегом, где и находился сейчас.
— Вы видите землю, сэр? — спросил молодой матрос.
Это был располагающего вида молодой парень, приехавший из Девона, чтобы поступить на корабль. За время ночных вахт и изнурительных учений у этой самой пушки он рассказал, что вся его семья работает на местного сквайра. Человека с крутым нравом, вдобавок из тех, кто привык допускать вольности в отношении дочерей своих арендаторов и работников. Больше парень не сказал ничего, но Болито подозревал, что тот устроил сквайру трепку и затем сбежал с целью поступить на корабль, первый попавшийся, чтобы избежать наказания.
— Да, Фэйруэзер, почти, — откликнулся Болито. — Вижу морских птиц. Не удивлюсь, если они прилетели поглазеть на нас!
— Тишина на батарее!
Злость Трегоррена, похоже, оказалась заразительной, распространившись и на офицеров и на матросов. Кто-то вскрикнул, получив удар линьком от командира расчета, а с кормы донесся нечеловеческий вопль Уэлсли: «Записать имя этого человека, я сказал!»
Никто не знал, о ком идет речь или к кому относится приказ, и Болито предположил, что лейтенант всего лишь стремится не попасть Трегоррену под горячую руку. Возникало странное ощущение, что они отрезаны от остальных частей корабля. Встающее солнце окрашивало море пестрой чередой темного и золотого, но небо пока все еще сливалось с горизонтом. Квадратное отверстие пушечного порта, прорезанного в массивной дубовой обшивке порта, выглядит словно живописное полотно, подумал Болито. Но усиливающиеся лучи света, скользя по стволу тридцатидвухфунтового орудия проникали внутрь, и все они, стоящие вокруг, тоже становились частью этой картины. Пушечная палуба приобрела цвета. Впервые проступил темно-красный, в который был окрашен борт и большая часть палубы. Все знали, что это делается с целью скрыть кровь убитых и раненых. Болито посмотрел через покатую палубу на другой борт. Его открытые порты были пока погружены во тьму, разрываемую иногда белыми клочьями пены, залетавшими внутрь от ударившей в корпус волны. Ричард поглядел на Трегоррена, который спокойно беседовал с Джеханом, канониром, ходившим всегда бесшумно благодаря войлочным тапочкам, которые он одевал во избежание возникновения искр во время работы в своей любимой крюйт-камере. Канонир спустился в ближайший люк, охраняемый морским пехотинцем. Интересно, приходила ли Дансеру в голову мысль, какая жуткая масса пороха находится во время боя прямо у них под ногами?
Когда первые лучи солнца разлились по воде и проникли сквозь открытые порты, по палубе прокатился общий вздох. Ухватившись за брюк, Болито наблюдал, как горизонт приобретает четкие и ясные очертания. Земля.
— Это Африка? — возбужденно спросил Фэйруэзер.
Командир расчета ухмыльнулся, обнажив неровные зубы.
— Какая тебе разница где ты, парень. Главное, что наша старушка Фрида здесь, и кормят на ней неплохо! Вот и все, что тебе нужно знать!
Сверху по трапу сбежал мичман, разыскивая Трегоррена.
— Наилучшие пожелания от мистера Верлинга, сэр. — Мичмана звали Нибб, он был почти такой же маленький, как Иден, да и старше разве что на несколько месяцев. — Заряжать пока не надо.
— Что там происходит? — рявкнул Трегоррен.
Нибб заморгал, ища взглядом товарищей.
— С грот-мачты доложили, что за мысом на якоре стоят два судна, сэр.
Понимая, что все эти темные фигуры ловят каждое его слово в надежде узнать, что происходит в другом мире, называемом верхней палубой, мичман почувствовал себя увереннее.