Мичман Болито
Шрифт:
Штурман и некоторые из офицеров постарше сопроводили эти слова кивками и улыбками.
— Корабль со слишком большой осадкой, — продолжал капитан, — чтобы действовать близ берега, и слишком тихоходный, чтобы перехватить пиратское судно в открытом море! Теперь у нас есть баркентина, которую мистер Трегоррен именем короля провозгласил нашим законным призом.
Головы повернулись в сторону массивной фигуры лейтенанта.
— Он ознакомил меня со своими умозаключениями в отношении судьбы судна, — добавил Конвей, — и предположил, что нападавших могло испугать появление еще одного корабля. Поскольку все произошло, скорее всего, вчера, не исключено, что пираты заметили брамсели нашего
Верлинг обвел всех вопросительным взором и спросил:
— Вопросы есть?
— А с какого рода сопротивлением мы можем столкнуться, сэр? — без обиняков поинтересовался Дьюар, майор морской пехоты.
Капитан молча глядел на него несколько секунд.
— У побережья есть небольшой островок, открытый уже лет четыреста назад. На протяжении этого времени он побывал в руках у голландцев, у французов, и даже у нас. Остров хорошо защищен со стороны берега. Полосой кишащей акулами морской воды шириной в милю или около этого. — Конвей замолк, в глазах его читалось беспокойство. — Ну?
— А почему именно с берега, сэр? — застенчиво спросил Хоуп, пятый лейтенант.
Ко всеобщему удивлению, губы капитана тронула улыбка.
— Хороший вопрос, мистер Хоуп. Рад, что кто-то обратил внимание. — Он сделал вид, что не замечает покрывшего щеки Хоупа румянца удовольствия и хмурый вид Трегоррена. — Смысл прост: остров издавна служил местом сбора рабов для продажи и отправки в Америку.
Почувствовав, что среди офицеров началось беспокойное шевеление, Конвей возвысил голос:
— Работорговля — грязное ремесло, но не нарушающее закона. Работорговцы выкупают пленников у их хозяев, а тех, кто не подходит им, скармливают акулам. Это «удобство» позволяет также предотвратить попытки помочь несчастным, которых ждет ад на земле, со стороны их друзей.
Майор Дьюар поглядел на своего лейтенанта и буркнул:
— Бог мой, мы их увидим, да? Мне наплевать на всю эту работорговлю, но насколько я понимаю, любой пират — это подонок.
— Отец часто говорил, что пиратство и работорговля идут рука об руку, — вежливо заметил Дансер. — Они помогают друг другу обогащаться, и сообща сражаются против властей, когда те начинают притеснять их.
— П-подождите, пока «Горгона» не в-возьмет их за глотку, — возбужденно воскликнул маленький Иден, потирая руки. — Только п-подождите!
— Ну-ка, заткнулись там! — рявкнул Верлинг.
Капитан окинул взором кают-компанию.
— Мы ляжем в дрейф, а поутру подойдем поближе к берегу. Береговая линия здесь опасная, и у меня нет желания оставить киль на каком-нибудь рифе. Наш новый консорт пойдет дальше, и на рассвете высадит десантные партии. — Капитан повернулся к двери. — Продолжайте, мистер Верлинг.
Первый лейтенант выждал, когда закроется дверь, и сказал:
— Возвращайтесь по местам. — Его глаза разыскали помощника штурмана. — Мистер Айви, примите командование «Афинами». Думаю, вам стоит отправиться немедленно.
— Сначала Трегоррен украл твою идею, Дик, — вздохнул Дансер, — а теперь у нас отобрали наше первое командование. Но мне сдается, что находиться на этой толстой старой леди будет чуточку безопаснее! — усмехнувшись, продолжил он.
— Я ч-чую запах п-пищи! — улыбнулся Идеен и заспешил прочь из кают-компании, безошибочно ведомый своим желудком.
— Пойдем и мы, Дик, — сказал Дансер.
Едва они вышли, как их остановил окрик Трегоррена:
— Отставить! У меня есть работенка для вас обоих. Отправляйтесь на фор-брам-рей и проверьте, как эти лежебоки сплеснили там концы, пока мы были на борту приза. — Его глаза холодно глядели на мичманов. — Не слишком темно для вас? А может, слишком опасно?
Дансер почти уже было раскрыл рот для ответа, но Болито опередил его:
— Есть, сэр!
— И не слишком торопитесь! — крикнул им лейтенант вдогонку.
— Интересно, избавлюсь я когда-нибудь от боязни высоты? — негромко заметил Болито, идя в густеющих сумерках по переходному мостику наветренного борта.
Задрав головы, они глядели на переплетение снастей, обрасопленный фор-марса-рей, и другой, рей, расположенный еще выше. Он казался пурпурным в лучах умирающего заката, лучи которого уже не достигали палубы.
— Давай я полезу один, Дик. Он ничего не узнает, — предложил Дансер.
— Узнает, Мартин. Именно этого он и добивается, — хмуро улыбнулся Болито. Он снял мундир, шляпу и набросил их на связку абордажных пик. — Давай сделаем это. По крайней мере, нагуляем аппетит.
На юте, у большого сдвоенного штурвала, не сводя глаз с освещенного мерцающим огоньком компаса и неспешно перебирая спицы, стоял рулевой. Его босые ноги, казалось, вросли в палубу, образовав с ней единое целое. Вахтенный офицер беспокойно расхаживал вдоль поручней наветренного борта, бросая время от времени взгляды через противоположный борт, где поблескивал, отражаясь от поверхности моря, одинокий фонарь баркентины. На палубе появился капитан Конвей. Он прошел мимо штурвала, сложив руки за спиной и чуть наклонившись вперед.
Старший рулевой толкнул своего помощника и доложил:
— Держим указанный курс, сэр! Зюйд-зюйд-ост!
Капитан кивнул, ожидая, когда вахтенный лейтенант не переберется на подветренный борт, предоставив командиру необходимое для ночной прогулки уединение. Вперед-назад по подветренному борту, каблуки стучат по выскобленным доскам. По временам он останавливался, чтобы устремить взгляд вверх, где сквозь переплетение снастей грот-мачты виднелись две расплывчатые фигуры, расположившиеся на фор-брам рее, словно птицы на ветке. Но вскоре он забывал о них, продолжая расхаживать и думать о завтрашнем дне.
В то утро всех раньше, чем обычно, подняли к короткому завтраку из жидкой овсянки с корабельными сухарями, разбавленными кружкой эля.
— Уж если в такую рань нас так кормят, то, как пить дать, капитан ждет беды! — мрачно прокомментировал один пожилой матрос.
Едва на востоке забрезжил рассвет, и коки потушили огни на камбузе, на юте дудки засвистели «Все по местам! Приготовиться к бою!» Подгоняемый леденящей кровь барабанной дробью в исполнении расположившихся на юте мальчишек-барабанщиков, усиленной криками и тычками унтер-офицеров и старших матросов, экипаж «Горгоны» приступил к еще одному учению, подобному тем, через которые их прогоняли раз за разом, вопреки боли в мышцах, не взирая на ледяной дождь и палящее солнце, до тех пор, пока они не усвоили, где должен находится каждый человек, каждый элемент снаряжения, каждый канат и снасть в момент, когда корабль готовится к бою. Многие из бывалых матросов выказывали большее, чем обычно, старание, видимо предчувствуя, что это будут не обычные учения. Другие, особенно молодежь типа Идена, бежали на свои места с воистину детским нетерпением, унять которое не могли ни гневные оклики лейтенантов, ни угрозы товарищей.