Шрифт:
Annotation
Это история про избалованного увальня, который волей судьбы попадает в военную Академию и жизнь его начинает играть новыми, порой яркими, порой мрачными красками.
Чертик Митя
Чертик Митя
Мичуринский проспект
1.
Через
– - Ну вот. Тут продуктовый магазин есть, если что. Правда он далековато от ваших кубарей, поэтому сюда не ходи. Ходи в ЧеПоК, который ближе, ну я вам покажу, мы все равно проходить его будем, -- проводил нам небольшую экскурсию офицер. Я никак не мог вспомнить ни его имени, ни его звания (когда он представлялся, я на что-то отвлекся, не до него мне было, да и не разобрать ничего в общем гуле). Мне видны были его погоны с двумя звездами, приколотые поперек красных полос, но я не мог расшифровать этого нового для меня, армейского кода.
Дорога до второго КПП заняла у нас с полчаса, на нем у нас документов не требовали, просто открыли ворота и впустили всем скопом, и я увидел два здания, слева и справа. Ничего примечательного: одно длинное, одноэтажное, другое -- типовая советская школа.
– - Вот это столовая, -- говорил наш офицер, указывая рукой на одноэтажку, -- а вот это -- учебный корпус.
– - Товарищ полковник, а кормят хорошо?
– - спросил Василий.
– - Нормально.
За третьим, последним КПП, асфальт заканчивался, и начиналась разбитая бетонка, проложенная через огромное поле, обрамленное яблонями. Зеленые, чуть неспелые фрукты, гнули ветви к земле. Выглядели они аппетитно, я думал сорвать или подобрать с травы. Но тут, будто поймав меня на мысли, снова вступил наученный казарменной жизнью Василий:
– - Вот сейчас вы нос воротите, а через неделю будете жрать эту гадость.
После этих слов аппетит у меня пропал.
Мы зашли на окруженный кубриками плац в полдень. Я вымок насквозь, хотел принять нормальный душ, но его тут попросту не было, вместо него за гроздьями жилых вагончиков в два длинных ряда стояли линялые умывальники с холодной водой и глубокими проржавевшими раковинами.
– - Э-хее, здарова!
– - сказал мне Иван, с красивой фамилией Бунин.
Я его и не узнал в комке, со сдвинутой на затылок кепке и ремнем на яйцах. И дело было даже не в том, как он носил форму, а в том, как он держался. Он просто не был здесь тем, знакомым мне человеком, с которым мы гоняли на панк-концерты и напивались портвейном и дешевыми коктейлями. Иван всем своим видом показывал, что тут он -- не простой парень из дома напротив, а военный, у которого за плечами два года кадетского корпуса.
– - О, привет! Как вы тут?
– - протянул я руку Ивану.
– - Да ничего не делаем пока, вас ждем.
– - Прикольно, ну ладно пойду я сумку скину, до встречи.
Я долго готовил себя к этому дню, хоть и слабо представлял, что меня ждет. Вроде не армия, но и не кампус. Мне предстояло ходить в камуфляже, подшивать подворотнички и заступать в наряды. Я также должен бы был вставать в шесть утра, делать зарядку, потом идти в столовую и завтракать. А вечером меня ждал отбой в десять. Но это, конечно, ерунда.
Из меня долго не выходили мамины пирожки. Целых пять дней. Понятия не имею, с чем это было связано не потому, что не было предпосылок для запора, а совсем наоборот -- они были повсюду. Их было бесчисленное множество.
Например, для меня до сих пор остается загадкой как сам факт строительства, так и конструкция наших кубриков. Эти сооружения были выполнены в форме деревянных параллелепипедов обитых железом, причем между обивкой и остовом имелось значительное пространство, в которое с удовольствием умещались крысы, игриво и шумно носясь по ночам над головами слушателей.
Каждый контейнер был разделен на три части: две комнаты площадью в пять квадратных метров и каптерка. В каждой комнате -- по две пары двухъярусных железных нар и, соответственно, по восемь жильцов.
И если беззаботная жизнедеятельность крыс должна была возыметь на мое пищеварение эффект совершенно противоположный, то сильное, впервые испытанное мной стеснение вполне могло послужить причиной кишечного затора, ведь мысль материальна и ментальное стеснение вполне могло стеснить проходы физиологические.
Более веским аргументом для такого сбоя в циклах естественного очищения организма могло быть питание. Жрать давали мало и три раза в день. Правда в армии тех лет кормили и меньше и хуже. Однако такой резкой перемены мне хватило для того, чтобы срать было просто нечем.
Соседи по кубрику сражались с недостатками провизии, ночи напролет уплетая тушенку и сладости. Все вместе. Они делились друг с другом, предлагали и мне. Я всегда отказывался, потому что я хотел вынести из этого вынужденного ограничения свободы хоть какую-то пользу и сбросить вес. Скромный рацион вкупе с ежедневными физическими нагрузками дал свои плоды и за две первых недели, я сбросил около десятка килограммов... Однако я немного забежал вперед, вернусь, пожалуй, к проблемной дефекации.
Важнейшим её истоком служил сортир. Отхожим местом нам служил древний барак с хлипкими стенами и подгнившей крышей. И когда ты сидел над дыркой в полу под этим страшным навесом в шеренге из таких же, тужащихся на корточках бойцов, то главной темой для обсуждения во время этого неприглядного процесса была возможность страшной катастрофы: падение шифера и балок прямо на головы. Никому не хотелось подыхать в говне. Народ иронизировал на эту тему, подбадривая себя и товарищей.
До того момента, как я попал на КМБ, я даже на улице ни разу не гадил. А тут -- хуже, чем на улице, кругом одно говно, разруха и зрители. Ко всему прочему над этим гадким, заваливаемым раз в неделю хлоркой очком невозможно было удобно пристроиться, и постоянно затекали ноги.
– - Ты что, просраться не можешь?
– - принимал живое участие в моей проблеме Руслан, здоровенный смуглый парень, с которым я познакомился на экзаменах, как и с Василием, -- в учебном корпусе есть нормальный сортир, попробуй там.
Руслан со своим могучим, работающим как мощная и надежная машина организмом, не мог разделить моих проблем в полной мере, не мог почувствовать то, что чувствовал я, однако всячески хотел помочь мне.
В учебном корпусе и правда нашлись туалеты, прекрасные, не шедшие ни в какое сравнение с парашным бараком. Белоснежные унитазы, перегородки и даже двери -- тут было все. Но и это не помогло мне облегчиться. Мне казалось, что мои кишки всасывали все, не оставляя отходов, возможно мой организм подумал, что попал в концлагерь и запасался полезными веществами. Хотя какие полезные вещества в говне? Но ничем другим я объяснить отсутствие позывов не мог.