Миф о другой Эвридике
Шрифт:
Они – там. Синички. Его синички… Две звонкие нотки «ля». Два ангельских юных создания. На которых обрушилась взрослая подлость и мерзь. Они не сломались этим, они сделались взрослыми. И отшвырнули прочь своё ангельство, как помеху. И зачарованные новым познанным чувством – ненавистью, для одоленья человечьего зла, они призвали в союзники того, кто никак не должен быть союзником человека. Зачем? Да затем, что он – ближайший к ним человек, мужчина, «неординарная личность», Рамин Халметов – умелый и опытный, сильный и решительный – единственный, кто мог их всерьёз защитить – не успевал… всё время не успевал. И сейчас опять не успел. И не будет вовек ему прощенья… если…
Пара мгновений, чтоб промелькнуть этому в сознаньи Рамина. Ещё пара… чтоб сердцу сжаться от ледяного ожога. Чтоб хлестнул по позвоночнику и достал до мозга яростный кнут… рык… мысль… слово… «Н-не-е-ет!». Обыденное сознанье лопнуло, как целлофановый перенабитый кулёк, с целлофановым даже хрустом. Лопнуло, обнажилось, стало совсем другим, звенящим от напряженья.
– Что с тобой, Рам? – тихо спросил очень посерьёзневший Стас.
Рамин ощутил это почти реально: словно тонкие струйки ветра, коснулись лба и висков, прошли сквозь лоб и виски… Пульсирующие эфемерные волны… от синичек, от Юли и Эли. Открывшимся вдруг ультрачувством он принял и понял их: живы… Живы!
«Девочки! – мысль-выплеск в волну; волна передаст им, они услышат, раз он услышал, – Девочки. Дорогие мои, пожалуйста, ещё немножко… Я здесь. Продержитесь, прошу вас, вы же умницы! Я сейчас».
Несколько секунд постоял Рамин перед дверью. Их – хватило. Он резко толкнул дверь и вышел во двор четвертого цеха.
Неогромный асфальтовый квадрат меж трёхэтажным корпусом и серо-бетонной оградой. Посреди двора – два больших чёрных джипа с включенными фарами. Свет фар направлен прямо к Рамину; он не слепил, так как уже вполне рассвело. Но совсем недавно были еще сумерки. И приехавшим зачем-то понадобился наглый свет фар…
Похоже, что поторопили они свою беду этим светом.
На сизом асфальте лежали и сидели в тяжких позах люди. Некоторые слабо шевелились, пытаясь встать.
Взгляд Рамина прометнулся между лежащими-сидящими, в сторону, к стене здания, к ограде, к закрытым воротам, опять к машинам…
Он подходил ближе, убеждаясь, что синичек нет здесь. Они покинули двор. После встречи с приехавшими.
– Кто их так? – изумлённо прошептал Стас, – Неужели?..
– Больше некому.
Маленький худощавый человек лежал на спине, подвернув в судороге ноги, скрючив руки, сжав кулаки. Костяное лицо с арабскими чертами; глаза – расширены, неживы. Рамин вспомнил щуплую фигуру этого человека на ограде усадьбы Смайла. Сиртак. Тогда ему удалось перелезть, спастись. Ненадолго.
Рядом, в двух шагах, лежал в похожей окоченелой позе другой мертвец: крупная голова, глыбистый нос, густо вьющаяся серебряная шевелюра. «Седой Арон, должно быть».
Без признаков жизни были ещё двое лежащих – огромные верзилы с квадратными лицами: очевидно, телохранители. У одного пистолет остался в руке, у другого – валялся поблизости на асфальте. «Плохая была мысль, ковбои, хвататься за пистолеты. Очень плохая».
Третий телохранитель (по виду) сидел в стороне, на асфальте, привалясь спиной к крылу джипа; подбородок его дёргался, в глазах застыла истерийная муть.
Охранники – они отличались от приехавших одинаковыми камуфляжными куртками – тоже были очень не в порядке. Двое, по-всему, с уличной проходной, находились рядом с воротами, сидели, скорчившись, потеряв способность управлять своим телом, не в силах выговорить что-то вразумительное. Судя по выраженьям лиц, их мучили жестокие головные боли и неодолимый страх.
Третий охранник – с проходной, которую миновали Рамин со Стасом, оказался дальше всех от эпицентра событий. Он стоял у выступающего из здания, обшитого бурым волнистым пластиком автомобильного въезда в помещение цеха, вцепившись руками в стойку каркаса. Лицо его сморщилось в изумленьи-испуге. Видно было, что если он отпустит стойку – наверняка упадёт.
Рамин обошёл всех сидящих-лежащих, вернулся к Сиртаку и Арону. «Господа работорговцы сегодня совершили свой последний совместный выезд». Повернулся к воротам. Ему кратким мельком представилось, что произошло здесь; быть может, новое сознанье, чудесная волна, связавшая его с синичками, донесла картину…
Юля с Элей стояли посреди двора и ждали. Два джипа въехали через ворота один за другим, остановились перед ними, не выключив фар. Весьма неопасное зрелище явили вышедшим из машин две худенькие сердитые девочки. До тех пор, пока Сиртак не узнал их, не вспомнил события в Смайловском доме, себя, на волосок от гибели. Не преисполнился «благородного гнева». Пока его волкодавы не достали, на всякий случай, пистолеты – так, для напуга. Но пугаться пришлось им самим и последний раз в жизни. А скорей всего, не успели они даже испугаться.
Энергоатака неведомого (и невидимого) противника просто выключила их мозг, погасила всю его нейросистему, остановила сердце. Они умерли, не поняв, что умирают и забыв, что жили. Их судороги – рефлексы «обезмозженного» организма.
Другие, более лояльные персонажи ночной драмы, были задеты лишь краями грозного шквала. Но психоудары были жестоки и привели к тяжким ступорам: разладам двигательных и речевых функций, потерям памяти и самоконтроля.
Всё это произошло в считанные мгновенья, никто ничего не успел предпринять. Затем синички направились к главной своей цели: туда, где бандиты прятали пленниц, предназначенных для вывоза за границу.
Направились… Рамин слушал в себе тревожную, пульсирующую волну. Направились в подвалы здания. Там… Кто-то их повёл… Кто их повёл? Ещё один, третий. Мехлис? Начальник четвёртого цеха?
Рамин вновь подошёл к воротам и разглядел через узкую щель меж створами полосу белой эмали: на улице стояла машина. Третий. Он приехал позже. Он вошёл через проходную и увидел то, что уже свершилось. Ему повезло. С ним поступили мягче. Ему велели показывать дорогу к пленницам. И они пошли в подвалы.
Как туда?.. Скорей всего, через тот, обшитый пластиком въезд. Машины въезжали внутрь здания. Чтоб не видно было тех, кого они привозят или увозят.
– Может быть, всё-таки, что-нибудь объяснишь? – спросил Стас, слегка задетый молчанием и отрешённостью Рамина.
– Объясню. Всё объясню, чуть попозже, не обижайся. Сейчас – скорей отыскать девчонок. Идём.
Раздвижные ворота в стене – только, чтобы проехать небольшому автофургону. Рядом дверь – нараспашку. Внутри пустое помещение; по-всему, гараж для двух-трёх машин. Смотровая яма. В боковой стене ямы – открытая дверца, узкий проход, рифленые ступени, уходящие вниз.
Там… Звучанье волны становилось резче, больней, томительней. Они – там.