Миф об идеальном мужчине
Шрифт:
Более легальными.
Благотворительный фонд “Русский меценат”, коего Юрий Петрович Васильков был председатель, конечно, никакой благотворительной деятельностью не занимался, но доказать это было бы довольно сложно. Все в фонде было вполне законно, легально и солидно. Начиная от старого особняка, купленного и отреставрированного года четыре назад, и кончая бухгалтерией.
Время от времени для проформы они устраивали какие-то мероприятия и участвовали в каких-то тендерах, а однажды, расщедрившись, провели акцию в помощь состарившимся
И Борис вроде был всегда и всем доволен.
Когда он перестал ему доверять? И почему?!
Прошлой весной у них начались кое-какие проблемы, так что Борису пришлось даже на время уехать. Из страны не хотели выпускать, сволочи, а оставаться было никак нельзя. Вот тогда и возникла эта идея с больницей и каким-нибудь сложным заболеванием. Лучше всего сердечным.
Сердечные болезни чем удобны, рассуждал тогда Юрий Петрович, вроде болит – и ничего не видно. И не болит – все равно ничего не видно.
С врачом вышел прокол. Они долго его подыскивали, подходящего врача. Такого, чтобы был – знаменитость. Такого, чтобы слово на вес золота. Чтобы в его диагнозе никто не посмел усомниться.
Мерцалов Сергей Леонидович подходил больше всех. Молод, успешен, жаден до денег. Знаменит. Бесстрашен. Иногда позволяет себе всякие штучки – например, оперирует платных пациентов как бесплатных, и денежки к себе в карман кладет, и никакие налоги с них не платит. Не часто, да. Но все же позволяет себе.
Когда он отказался, да еще разорался в своем кабинете, да еще чуть не спустил с лестницы Женьку, Юрий Петрович понял, что всей информации, собранной о Мерцалове, оказалось недостаточно, чтобы предсказать такую реакцию. Конечно, вряд ли врач пошел бы на Петровку, но просчет дорогого стоил Юрию Петровичу Василькову.
Может, тогда Борис принял решение разом убить двух зайцев – избавиться от врача, хотя он был и не слишком опасен, и вывести из дела Василькова?
Господи, что же делать?
С тяжелой головой и отвратительной болью с левой стороны груди он приехал домой и очень удивился, поняв, что в квартире никого нет.
– Девочки! – позвал он. – Где вы?
Никто не отозвался, и Юрий Петрович, все еще удивляясь и нисколько не тревожась, пошел в глубину апартаментов, открывая на ходу все двери.
– Вас дома нет, что ли? – спросил он, и вопрос заглох где-то в недрах квартиры. – Или вы прячетесь?
На столе в кухне лежала записка.
– Ага, – сказал сам себе Юрий Петрович с облегчением. – Ну слава богу. Догадались предупредить.
Он взял записку и прочел то, что там было нацарапано рукой жены:
“Милый, прости! Мы с Дашей решили уехать. Не ищи нас – мы расстаемся навсегда. Позже
Именно так там было написано. Именно такими словами.
“О месте нашего пребывания”.
Уютный кухонный свет медленно погас. Записка из белой превратилась в черную. Он вяло удивился, как смог разобрать что-то на такой черной бумаге.
Толстая иголка, засевшая в сердце, вдруг стала накаляться и разбухать, и через секунду она была уже размером с чугунный лом, которым отец маленького Юры сбивал лед с высокого крылечка их дома.
Этот лом бил его прямо в открытую грудную клетку. От сердца отваливались огромные куски и летели в разные стороны, как лед с высокого крылечка.
И скоро от сердца совсем ничего не осталось.
Полночи Андрей проспал, а оставшиеся полночи, по обыкновению, продумал и прокурил.
– Да что же это, черт возьми, такое? – с тихим бешенством спросил он себя, рассматривая в зеркале желтую непроспавшуюся рожу. – Стар стал, уходи с работы. Нечего всякие фортеля выкидывать.
В это утро он отчаянно не любил себя.
У него было очень много работы, а он не занимался ничем, кроме дела Сергея Мерцалова, и никак не мог с него съехать. Он даже справок не писал. Бакунин пока терпел, но майор Ларионов отлично знал, что полковничьему терпению вот-вот придет конец.
Да еще с Клавдией какая-то, прямо скажем, засада.
С ней бы поговорить повнимательнее, порасспросить о жизни, о том, чем она в последнее время занималась, не приставал ли к ней кто, не обращалась ли в милицию, не проходила ли мимо чего-нибудь эдакого…
Но ему же некогда.
Ему всегда некогда. Ему некогда с тех самых пор, как лет в восемь мама отдала его на карате. Тогда карате было в моде, и родители решили, что этот спорт ничуть не хуже любого другого, а мальчик научится драться и сможет за себя постоять.
Потом ему было очень некогда в школе, потом в университете. Теперь ему некогда на работе.
Особенно когда это не просто работа.
За полночи он так и не сообразил, куда именно приткнуть Элеонору Коврову. Он долго пытался приткнуть ее к Сергею и Ирине Мерцаловым хоть с какой-нибудь стороны и не мог. В конце концов он оставил ее в покое, решив, что разберется с этим позже.
Может быть, пока он возился в дерьме, мир изменился настолько, что майор Ларионов вместе со всеми своими знаниями психологии и человеческой природы может удалиться в пустыню и потратить остаток жизни на обретение какой-то другой истины?
Может быть, конечно, но Андрею это казалось маловероятным. И все же, все же пока примем ситуацию такой, какая она есть.
Элеонора Коврова – посмотреть бы на нее, что ли, – не столько тайная, сколько явная возлюбленная Сергея Мерцалова и мать его третьего сына. А может, и не третьего. Может, у него их десяток?