Мифология «голодомора»
Шрифт:
Поскольку темп роста зернового хозяйства был близок к нулю, ясно, что подгонять темпы под ноль никто не собирался. Если прежнее, экстенсивное развитие промышленности в нескольких крупных городах еще кое-как сочеталось с темпами роста аграрного сектора, то ежу ясно, что с индустриальной экономикой положение на селе не сочетается никак. С этим никто особо не спорил, но вот касательно путей выхода из кризиса и особенно сроков возникали разногласия.
И, наконец, в 1929 году произошло еще одно событие, о влиянии которого на советские дела как-то не очень задумываются. А именно — стартовала Великая депрессия. Формально считается, что она началась в сентябре 1929 года, но предвестники появились, как минимум, за полгода до того. В советском правительстве сидели экономисты не из последних, и они прекрасно понимали, какой уникальный шанс дает стране западный экономический кризис. Можно будет за гроши купить такие разработки, оборудование, технологии, какие в другой ситуации нам не продали бы ни за какие деньги. Сроки индустриализации в такой обстановке сокращались, но, соответственно, сокращались и сроки аграрной реформы — иначе экономику просто разорвет. В 1930 году Сталин сказал: у Советского Союза есть десять лет. Как показала история, он угадал с точностью до года.
На июльском пленуме ЦК 1928 года Сталин снова, в который уже раз, повторил, каким власти Советского Союза видят пути решения аграрного вопроса.
«Выходов у нас три, как говорят об этом резолюции Политбюро. Выход состоит в том, чтобы по возможности поднять производительность мелкого и среднего крестьянского хозяйства, заменить соху плугом, дать машину мелкого и среднего типа, дать удобрение, снабдить семенами, дать агрономическую помощь, кооперировать крестьянство… наконец, давать им напрокат крупные машины через прокатные пункты. Неправы товарищи, утверждающие, что мелкое крестьянское хозяйство исчерпало возможности своего развития и что, стало быть, не стоит дальше помогать ему. Возможностей развития имеется у индивидуального крестьянского хозяйства еще немало. Надо только уметь помогать ему реализовать эти возможности…
Выход состоит, далее, в том, чтобы помочь бедноте и середнякам объединять постепенно свои разрозненные мелкие хозяйства в крупные коллективные хозяйства на базе новой техники и коллективного труда, как более выгодные и товарные… В этом основа решения проблемы…
Выход состоит, наконец, в том, чтобы укрепить старые совхозы и поднять новые, крупные совхозы, как наиболее рентабельные и товарные хозяйственные единицы.
Таковы три основные задачи, выполнение которых дает нам возможность разрешить зерновую проблему и ликвидировать, таким образом, самую основу наших затруднений на хлебном фронте.
Особенность текущего момента состоит в том, что первая задача по поднятию индивидуального крестьянского хозяйства, являющаяся все еще главной задачей нашей работы, стала уже недостаточной для разрешения зерновой проблемы.
Особенность текущего момента состоит в том, чтобы первую задачу дополнить практически двумя новыми задачами по поднятию колхозов и поднятию совхозов.
Без сочетания этих задач, без настойчивой работы по всем этим трем каналам невозможно разрешить зерновую проблему ни в смысле снабжения страны товарным хлебом, ни в смысле преобразования всего нашего народного хозяйства на началах социализма».
Программа прекрасная, кто же спорит! Вопрос лишь в пропорциях, акцентах и сроках. Именно в них — трагическое противоречие советской аграрной реформы.
Экономические методы требовали постепенности и добровольности кооперирования крестьян. Но чем постепенней и чем добровольней будет проходить коллективизация, тем больше горя и бедствий обрушится на голову все тех же крестьян — и напрямую, поскольку ясно было, что «хлебная война» не ограничится одним годом, и из-за задержки индустриализации, и по причине продолжения этой нечеловеческой жизни. Если вообще кулаки позволят эту реформу провести.
Насильственное кооперирование будет, конечно же, благотворным — но, как всякое насилие, чревато жертвами. Если бы правительство имело нормальный, выученный и управляемый аппарат на местах, то еще можно было бы рискнуть — но проводить реформу приходилось, опираясь в основном на местных партийных активистов: двадцать лет, бедняцкое происхождение и твердое намерение с помощью нагана и такой-то матери построить коммунизм за одну пятилетку. Опасения, что реформа сорвется в беспредел, тут излишни — можно с гарантией в 200 процентов утверждать, что она вся будет беспредельной, эта реформа.
Ну, а что делать-то? Есть еще какой-нибудь вариант? Да? И какой?
Хроники «хлебных» битв
После 1927 года, когда стало ясно, что связка кулака и нэпмана в ближайшем будущем все-таки угробит страну, началась подготовка реформы. Пока что в попытке ослабить кулацкие хозяйства их прижали налогами, одновременно облегчая налоговое бремя маломощным крестьянам. В сезон 1927/1928 гг. число освобожденных от платежей по сельхозналогу еще выросло и теперь составляло уже не 27 %, как в прошлом сезоне, а 38 % хозяйств. Маломощных середняков тоже щадили: 33 % хозяйств с доходом до 150 руб. заплатили всего 6 % общей суммы взимаемых налогов [142] . Колхозы также облагали слабо — в 2–2,5 раза меньше в расчете на едока, чем единоличников. С учетом контингента, который туда собирался, можно было и вообще освободить…
142
Цифры налогообложения даны с округлением до целых процентов по: Ивницкий Н. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса. М., 1972.
Зато количество зажиточных хозяйств, которые облагались по повышенным ставкам, увеличилось до 6 % против 0,5 % годом ранее. В 1927/1928 г. дворы с доходом от 500 руб заплатили 32,69 % общей суммы налога, причем больше половины из них попали под так называемое индивидуальное обложение, учитывавшее не только земледельческие, но и все доходы хозяйства (естественно, какие удавалось найти).
По правилам, в индивидуальном порядке должны были облагаться 2–3 % дворов, в реальности под него попало чуть больше — 890 тысяч. По инструкциям, это должны были быть хозяйства, сочетающие высокий уровень доходов и их нетрудовой характер. Но при этом право решать, кто именно подлежит, предоставлялось волостным и районным налоговым комиссиям, а как они читали и понимали инструкции — это отдельный разговор.
Повышение продолжалось и дальше. В 1928/1929 гг. одно зажиточное хозяйство в среднем платило 267 руб. налога против 100 руб. за год до того, а середняцкое — 28 руб. против 17 руб. Для богатых хозяйств в 1928/1929 г. максимальная ставка была повышена с 25 до 30 % и введена надбавка к налогу в 5–25 %, т. е. процент напрямую приближался к запретительной черте. Если, конечно, смотреть только показанные доходы.
Попробуем разобраться в тяжести налогообложения, используя сведения из прошлой главы. В 1927 году конфисковывали хлебные излишки, начиная с 800 пудов, хотя многие хозяйства имели и по несколько тысяч. Пуд зерна — это примерно рубль по осенним ценам. 267 рублей — около 250 пудов. А ведь у сильного крестьянского хозяйства есть еще и другие доходы. Вот и судите сами — так ли уж разорителен был для кулака даже повышенный налог.
Все же, прикинув вектор развития, кулаки начали свертывать производство. За последующие годы посевная площадь самых крупных хозяйств снизилась. В 1927 году наиболее мощные из них (с посевом больше 17,6 га) засеяли 8150 тыс. га, в 1928-м — 6350 тыс., а в 1929-м — 4704 га [143] . Но в целом обвала, который предсказывали наиболее панически настроенные экономисты, не произошло, да и не могло произойти: даже при урожайности в 70 пудов сбор зерна в этих хозяйствах уменьшился примерно на 250 млн пудов при валовом сборе около 4500 млн пудов — составив чуть больше 5 % оного, то есть в пределах естественных колебаний урожайности.
143
Данные переходного периода приводятся в тех единицах, в каких они даны в источниках. Га примерно равняется 1 дес., 1 т = 62,5 пуда.