Мифриловый крест
Шрифт:
– Так нельзя говорить, - возмутился подпоручик, - ересь карается…
– Да мне плевать, чем карается ересь!
– взвизгнул Усман.
– У нас два автомата и пусть только попробуют покарать!
Емельянов задумчиво посмотрел сначала на Усмана, потом на меня.
– Я не понимаю, - осторожно начал он, - почему вы еще живы. Выстрел не может обогнать слово.
– У хорошего бойца выстрел все может!
– выкрикнул Усман и успокоился.
Он повернулся ко мне и вопросительно взглянул мне в глаза. Я значительно кивнул.
– Крест может быть защитой от слова?
– спросил я.
– От слова нет защиты, - ответил Емельянов, - только вера и, как символ веры, другое слово. Хороший священник
– А крест в руках неверующего?
– уточнил Усман.
– Простая побрякушка.
На всякий случай я подошел к убитому монаху и снял с него крест. Да, канон здесь явно не тот. Если обычно Иисус дистрофически тощ, то здесь можно подумать, что на кресте распят Жан Клод Ван Дамм. И выражение лица не скорбное, а совершенно спокойное и уверенное, будто не на крест он взобрался, а на тарзанку в Парке Горького. Я вгляделся в глаза Иисуса, я попробовал передать вечно живому богу часть своей силы и получить сторицей, как он обещал ученикам, но ничего не случилось. Живой бог выглядел мертвым, а я не чувствовал в себе никаких сверхъестественных сил. Я перекрестился и почувствовал себя идиотом. "Отче наш" я решил даже не начинать.
Усман неслышно подошел сзади.
– Крест?
– тихо спросил он.
– Это твой крест нас защитил?
Я кивнул.
– Я не знаю, в чем тут дело, - сказал я, - честное слово, не знаю. Я понял, что должен выстрелить, и выстрелил. Я не понимаю, как я понял, крест как-то подсказал мне, что делать, но как…
– Не грузись, - оборвал меня Усман.
– Давай лучше подумаем, что будем делать с этими гоблинами. В приказ я ехать не собираюсь, на дыбу за убийство монаха мне что-то не хочется. А тебе?
– Мне тоже.
– Значит, надо уходить. А для этого надо поменять нашу одежду на что-нибудь более подходящее. Может, у крестьян приватизировать… Жалко, что мы с тобой не умеем ездить верхом.
– Разве арабы не все…
– Нет, не все. Эй, подпоручик! Кто может остановить крестьянина, путешествующего на собственной телеге?
– Да кто угодно.
– Но Тимофей… он же ехал по большой дороге и было непохоже, чтобы он чего-то боялся.
– Крестьяне имеют право ездить на ближайший рынок продавать и покупать. Для более дальних поездок нужно благословение.
– Какое еще благословение?
– Деревянная или металлическая пластинка с изображением, символизирующим суть поездки. Может выдаваться настоятелем прихода, барином или судейским дьяком.
– Понятно. У тебя оно есть?
– Зачем? Мы же стрельцы.
– Понятно. Стрельцы бывают пешими?
– Хочешь изобразить нас? Не выйдет, стража не имеют права покидать охраняемую зону без благословения. А в охраняемой зоне нас всех знают в лицо.
– Так это что получается, без боя никуда по любому не деться? Тогда поехали в приказ.
– Сдурел?
– Емельянова аж перекосило.
– Твой друг убил монаха! Вам не выйти оттуда живыми! И нам тоже мало не покажется за то, что монаха не уберегли.
Мне показалось что пора и мне вставить слово.
– Сдается мне, подпоручик, - сказал я, - что ты не особо жалуешь монахов. Я прав?
Подпоручик озадаченно пожал плечами.
– А кто их жалует? Но против слова не попрешь. Жаль, ребята, но у вас нет выхода, кончится порох и…
– Положим, порох не скоро кончится, - заметил Усман.
– Ну и что с того? Против двух монахов сразу вам никак не выстоять. Если мы не вернемся к вечеру, воевода поднимет в ружье резерв. Вас загонят, как медведя на охоте.
– Значит, у нас вообще никаких шансов?
– уточнил Усман.
– После убийства монаха - никаких, - подтвердил подпоручик.
– Если только…
– Что?
– Расскажите-ка поподробнее, что с вами стряслось.
12.
У стрельцов был с собой сухой паек и мы пообедали, не слишком сытно, но в нашем положении выбирать не приходится. Странное это было зрелище, мы с Усманом в камуфляже и с калашами, десяток стрельцов в безумных камуфляжных кафтанах, поодаль стреноженные кони, пищали, состроенные в пирамиду, а рядом на траве аккуратно разложены сабли и пики. Перед тем, как отбросить все предосторожности, Усман спросил у стрельцов, кто из них самый сильный. Вызвался мрачный коренастый бородач, похожий на гнома, Усман легонько побил его, после чего сообщил остальным, что так будет с каждым, кто рискнет положиться на судьбу. Увидев судьбу бородача, стрельцы начали перешептываться, но не озабоченно, а скорее восхищенно и с некоторым благоговением.
В общем, автоматы и бронежилеты отправились в общую кучу воинской справы, и сцена вокруг наскоро разведенного костерка больше напоминала воинский бивуак, чем временное перемирие с целью переговоров между двумя враждующими сторонами.
Я читал в какой-то исторической книге, что раньше, в средние века и чуть позже, игры в военное благородство были довольно широко распространены. Викинги, например, огораживали поле боя особой чертой и если воин выходил или выползал за ее пределы, он считался как бы вне игры, его нельзя было убивать, потому что тогда от убийцы отвернутся боги и ему ни в чем не будет удачи. А когда эскадра Ушакова подошла к крепости Корфу, начался шторм и английский (или французский?) комендант милостиво позволил врагам укрыться от непогоды в бухте. Офицеры были приглашены в крепость на званый ужин, их накормили, напоили и показали спектакль. На следующий день море успокоилось, русские корабли вышли в море и атаковали крепость.
Даже в русско-японскую войну имели место отдельные проявления подобных пережитков прошлого. Только в XX веке война перестала быть рыцарской забавой и окончательно превратилась в то, чем была всегда - в узаконенное убийство. Хорошо, что в этом мире время прозрения еще не подошло.
В общем, мы грелись вокруг костерка, жрали вяленое мясо с сухарями, и мы с Усманом в десятый раз рассказывали, что с нами произошло. Нельзя сказать, что стрельцы все поняли, да и было бы странно, если бы они враз уразумели, чем "Газель" отличается от "шестерки". Но кое-какое представление о нас у стрельцов явно сформировалось.
– Значит, этот крест тебе дала святая женщина, - задумчиво проговорил подпоручик Емельянов, которого, как выяснилось, звали Иваном.
– Не знаю, святая она или не святая, - сказал я, - может, она вообще колдунья.
– Нет, - Иван замотал головой, - колдунья могла сотворить любой амулет, но только не в форме креста. Над крестом власть только у святых.
Предмет обсуждения лежал на моей ладони и тринадцать пар глаз не отрывали от него настороженно-заинтересованного взгляда. Только сейчас я понял, что не имею ни малейшего понятия о том, из какого материала изготовлен этот загадочный артефакт. Судя по весу, алюминий, но алюминий давно бы уже покрылся матовой пленкой, а крест ярко сияет в лучах солнца, когда оно пробивается сквозь сгущающиеся тучи. Как бы метель не началась. Какой-нибудь сплав на основе магния? Это можно проверить, если его поджечь, но мне не хочется так делать, потому что при положительном результате проверки крест сгорит. И откуда возьмется магний в чеченском ауле? Может, крест выточен из куска сгоревшего самолета? Пожалуй, это самое вероятное, но все равно непонятно, кто это сделал, ведь единственным христианином в тех краях была та самая святая старуха. Сама она никак не могла изготовить крест, а ни один чеченец ни за что не взялся бы за такую работу. Ладно, пусть остается тайной.