Мифы и легенды народов мира. Т. 1. Древняя Греция
Шрифт:
С Мелеагром связан миф о Калидонской охоте, относящийся к числу рассказов о совместных предприятиях, в которых участвуют многочисленные герои, объединенные общей целью. В данном случае это истребление чудовищного кабана, насланного на земли этолийского города Калидона за преступное пренебрежение его царя к культу Артемиды. Принимая участие в убийстве зверя, герои должны были тем самым навлечь на себя гнев мстительной богини. Но так как богиня карает одних этолийцев, можно заключить, что приглашение чужаков на знаменитую охоту – поздний мотив, введенный, чтобы не обидеть других героев неучастием в подвиге. В своей же основе Калидонская охота – местный этолийский миф. Первое из дошедших до нас изложений мифа сохранилось в IX песне «Илиады» в виде рассказа воспитателя Ахилла Феникса, уговаривающего своего питомца не следовать примеру Мелеагра, отказавшегося
Первый греческий историк Гекатей из Милета (конец VI в. до н. э.) сообщает предание о царе Калидона Ойнее, рассматривая его в соответствии с его именем («ойнос» по- гречески «вино») как героя, введшего культуру виноделия и изгнавшего из Этолии своих братьев Агрия (Дикого) и Тонпия (Охотника), не имевших непосредственного отношения к Калидонской охоте. Тем не менее этот сюжет важен для ее понимания.
Поэт первой половины V в. до н. э. Вакхилид вводит впервые мотив обгоревшей головни, в которой заключена жизнь Мелеагра, а также рассказывает о его любви к прибывшей на охоту Аталанте. Афинский драматург Фриних, современник Вакхилида, в не дошедшей до нас трагедии развивает мотив головни. В трагедии Софокла «Мелеагр» вводится дополнительный мотив плача неутешных сестер Мелеагра, перенесенных в Индию (или, у других авторов, на остров Лерос), и возникающего из их слез янтаря.
Трагедия Еврипида, от которой сохранились многочисленные отрывки, развивает мотив любви Мелеагра к Аталанте, явившейся источником распри между охотниками. Наряду с мотивом обгоревшего полена присутствует вражда Алфеи к невестке, которая разлучила мать с Мелеагром.
Используя произведения названных авторов, а также не дошедшее до нас описание мифа о Мелеагре каким-то александрийским поэтом, Овидий в «Метаморфозах» дает наиболее пространное и красочное изложение мифа. В нем исчезает соперничество между калидонцами и их соседями за обладание головой и шкурой кабана и на первое место выдвигается сама охота, в которой участвуют едва ли не все герои Эллады, современники Мелеагра. Каких-либо новых, неизвестных другим авторам мотивов у Овидия нет.
Миф о Калидонской охоте интересен рядом деталей, отражающих пережитки архаических общественных институтов. Проклятье матерью сына, убившего ее брата (или братьев), традиционно рассматривается как отражение матриархата, когда брат женщины считался более близким родичем по крови, чем сын.
Калидонская охота
Заплети этот ли вень, как волны холодных локтей
И как ли лий, атласных и властных бессильем ладоней!
Отбивай, ликованье! На волю! Лови их, – ведь в бешеной этой лапте
Голошенье лесов, захлебнувшихся эхом охот в Калидоне.
Борис Пастернак
Бедна и камениста земля Этолии. Испокон веков занимались этолийцы охотой, благо в горных дебрях на покрытых нерубленым лесом берегах Ахелоя и Эвена водилось множество зверей – стремительных косуль, свирепых волков, быстрых зайцев, осторожных лис, неповоротливых с виду, но грозных медведей. Славились обитатели этих мест как смелые ловчие. Охота кормила, одевала и тешила душу, и поэтому более других богов и богинь почитали этолийцы Артемиду, и никогда не пустовали алтари в ее храмах.
Но в некоторых частях страны на берегу моря стали сеять хлеб, сажать плодовые деревья, заниматься виноградарством. Цари, правившие Этолией из каменистого Калидона [177] , покровительствовали пахарям, садоводам, виноградарям, ибо их труд приносил верный доход и позволял строить города, содержать войско.
Молва сохранила имя этолийского царя Ойнея [178] . Оно означает в переводе «виноградарь». О том же, как появился виноград в Этолии, говорили по-разному. Охотники уверяли, что отросток
177
Калидон – город Этолийской равнины на берегу озера Овен в 6 километрах от моря. В ходе раскопок городища выявлены оборонительная стена и перед западными ее воротами – участок с тремя храмами, посвященными Артемиде Лафрии, Аполлону Лафрию и Дионису (эпитет Лафрий объясняется или именем художника, создавшего статуи божеств, или тем, что гнев богини со временем стал "мягче" – elafrotera). Два из этих храмов датируются концом VII – началом VI в., один – первой половиной IV в. до н. э. Обнаружен также героон II в. до н. э. Не исключено, что это место культа Мелеагра.
178
Об Ойнее и его сыне Мелеагре Гомер говорит как о героях отдаленного прошлого:
И в Калидоне каменистом и в граде Халкиде приморской
Не было больше на свете сынов браненосных Ойнея.
Мертв и сам уже был он и мертв Мелеагр светлокудрый.
("Илиада", пер. Н. Гнедича)
Было у Ойнея и его супруги Алфеи [179] трое дочерей и сын Мелеагр. Вырос юноша сильным, храбрым, благородным и более всего на свете любил охоту. Но каждый выход Мелеагра в лес доставлял его матери страшные муки. И не была она трусихой, какой казалась другим матерям. Были у Алфеи основания опасаться за жизнь сына. Она одна из всех смертных знала, что настоящим отцом Мелеагра был не Ойней, а сам бог Арес. Хранила она и другую тайну. На седьмой день после рождения сына пророчица, явившись в женскую половину дома, бросила в очаг ясеневое полено и сказала, что в нем заключена жизнь Мелеагра. Как только оно догорит, он уйдет в аид. Выхватила царица занявшееся полено голыми руками, затушила его в воде и спрятала подальше от глаз людских. С тех пор жила в страхе, ожидая беды не только от леса, но и от дома, от очага в нем.
179
Алфея – дочь Фестия, царя соседнего с Калидоном города Плеврона.
В том году, когда, словно осы из горных пещер, роем на Этолию налетели беды, земли под злаками и виноградом дали невиданный урожай. И решил Ойней принести Деметре, Афине и Дионису благодарственные жертвы. Об Артемиде же он не вспомнил: от ее зверья и так не было прохода. Диким гневом загорелось сердце богини, когда она увидела, как Деметра и Дионис вдыхают доносящиеся из царства Ойнея запахи всесожжений, а ей пришлось обойтись одной амброзией.
Долго решала злопамятная дочь Латоны, какую придумать кару для Ойнея. И наконец, вспомнив, как милы ему пашни и виноградники, она наслала на Этолию кабана, ибо больше этого зверя никто не причинял вреда землепашеству и виноградарству.
А был этот кабан необычный, ростом с теленка, а силой с быка. Кровью у него были налиты глаза и сверкали пламенем, а клыки подобны слоновым бивням. Когда он несся по лесу, в ужасе разбегалось все живое. А если выбегал на пашню, все равно что огнедышащие волы вспахивали ее медным плугом. Он вытаптывал виноградники и молодые насаждения, губил овец и коров. Ни пастух, ни собаки не могли их защитить.
Не помышляя о схватке с чудовищем, бежали земледельцы и пастухи с женами и детьми под защиту крепких стен Калидона и, собравшись кучками, с ужасом вслух размышляли о будущем, предвидя голод и болезни.
Молва о необыкновенном звере распространилась не только по всей Этолии, но и по окрестным землям. Слухи еще более преувеличили его величину и силу. Говорили, что он ростом со слона, что ломает клыками вековые дубы и что кожа у него из меди, не пробиваемая копьем.
Царь Ойней был растерян более всех. Он понимал, что сам стал причиной гнева Артемиды, и не знал, как помочь своему народу. Ведь выступив против насланного ею зверя, он может вызвать еще большую ярость богини.
И тогда в царскую половину дома пришел бесстрашный Мелеагр. Поклонившись отцу и матери, он сказал: