Миг власти московского князя [Михаил Хоробрит]
Шрифт:
— Дело, князь, твой сотник говорит, — заметил вскользь Захар и затем, набрав в грудь воздуха и расправив плечи, разом сделавшись выше, продолжил:
— Провинился я перед тобой, Михаил Ярославич, и службу плохую сослужил, может, и теперь скажу что не так, уж не посетуй.
— Говори, Захар, — сказал князь спокойно.
— Думаю я, что не тотчас вам в путь надо отправляться! Зимний день короток. Уж смеркается, скоро и вовсе темно будет, где уж тут след искать. Да и к чему ночь коротать в холоде? Сам ты, князь, сказал, что силу придется показать. Ведь ватага та
— А вдруг снег полетит, следы занесет? — попытался защитить свое предложение сотник.
— Будет снег. И завьюжит. Но только не нынешней ночью, а завтра, ближе к вечеру, — со знанием дела и нисколько не сомневаясь в сказанном, ответил на безмолвный вопрос князя Захар.
Князь переглянулся со своими спутниками, услышал, как сотник тихо пробурчал: «Ишь, какой ведун выискался», затем посмотрел в маленькое оконце и усмехнулся. Старик, к сожалению, был прав: скоро стемнеет, да и предсказание верное — снега пока не будет.
«Вот ведь как получилось, вроде и вышел отряд из Москвы затемно, а уж вечер совсем близок. Придется ночевать в селе, не рыскать же в темноте по лесу», — подумал князь, а вслух сказал:
— Прав Захар. Отряд в селе останется. До зари выйдем. Проку больше будет. Сына о том предупреди, — обратился он к старику, — нам такая подмога пригодится.
Все поднялись из-за стола и потянулись к выходу из горницы. Уже на ходу Захар сказал, обращаясь к князю:
— Михаил Ярославич, в моем доме — все для тебя, где пожелаешь, там и будешь почивать.
— Да ты уж, поди, все приготовил, — хитро глянув на старика, проговорил князь и добавил примирительно: — Мне многого не надобно, людей моих ты устроил, сотник с ними будет, а уж если и нам с Василием Алексичем место в тепле найдется, на том тебе спасибо скажем. Дом-то, как я вижу, у тебя хоть и велик, самый большой в селе, да и народу у тебя — что гороху в стручке.
Захар смущенно улыбнулся и, прежде чем отправиться к своим домочадцам, чтобы отдать им нужные распоряжения, переглянулся с посадником, который явно не ожидал от князя такого решения.
Расположившись на ночлег в большой горнице, Михаил Ярославич и посадник еще некоторое время тихо переговаривались, но потом голос князя стал звучать совсем тихо, и вскоре до лавки, где устроился посадник, донеслось его мерное дыхание. Поворочавшись с боку на бок, угомонился и уставший за день Василий Алексич. Вскоре затих весь дом. Лишь изредка где-то что-то поскрипывало и шуршало, а из повалуши, в которой разместилось несколько дружинников, долетали приглушенные звуки богатырского храпа.
Ранним утром, ополоснув лицо холодной водой и наскоро запив румяные пухлые приспешки горячим медовым взваром, князь и Посадник вышли к собравшемуся во дворе отряду. Часть людей, поеживаясь от мороза, который в эти предрассветные часы был особенно злым, приказа отправиться
Поблагодарив хозяина за кров и еду и по–доброму распрощавшись с ним, князь отдал приказ, и отряд двинулся в путь. Дорога, идущая через село, быстро опустела.
Уже на ходу Василько, поравнявшись с князем, сообщил, что Тихон, которого он вчера отправлял проверять дорогу впереди, обнаружил за лежащим вдоль дороги деревом едва приметный съезд. От него в чащу тянулся санный след, который, как утверждал Тихон, был кем-то нарочно присыпан снегом.
«Эх, Тихон, молодец», — подумал князь, стараясь, чтобы никто не заметил, насколько обрадован он полученным известием. Поправив рукавицей спустившуюся к бровям шапку, отороченную соболем, сказал спокойно: — Раз так, то нечего зря время терять, поспешим к тому месту, — и легко хлестнул своего вороного по черному блестящему крупу.
От стремительной скачки дружинники, до этого хмуро покачивавшиеся в седлах, едва не засыпая на ходу, повеселели. Еще не рассвело, а отряд уже достиг цели и снова был вынужден остановиться.
Князь удивленно огляделся, только внимательно всмотревшись в указанную Тихоном сторону, он заметил то, что его молодой дружинник назвал «санным следом».
Дальше отряду предстояло двигаться по заснеженному лесу, и дружинники, поняв, что теперь их ожидает нелегкий путь, шутили меж собой, что нынче вволю покачаются в седлах, преодолевая ухабы и ямы. Однако, когда дружинники объехали лежащую вдоль дороги огромную сосну и по глубокому снегу пробрались к тому месту, где рядом с сотником остановился Тихон, они были приятно удивлены: под конскими копытами оказался крепкий наст, припорошенный тонким слоем снега.
Передвигаться по лесу оказалось почти так же легко, как по большой дороге, с той лишь разницей, что здесь то и дело приходилось уклоняться от нависавших над головами ветвей, стремящихся хлестнуть зазевавшегося путника по лицу. Князь, выбрав себе место в голове отряда, то и дело пригибаясь к черной конской гриве, прислушивался к доносившемуся разговору.
— Видишь: везде снег на ветках держится, только кое–где под своей тяжестью по хвое скатился, а тут, где мы идем, ветки чистые! — учил Тихон Николку. — Тут человек прошел. И не один! Иначе бы кое–где снег все-таки остался. Все примечать надобно, если лазутить хочешь. В этом деле каждая мелочь важна, она о многом человеку понимающему сказать может.
Представив, с каким восхищением внимает сейчас отрок словам опытного товарища, князь улыбнулся, он и сам всегда с интересом слушал Тихона, только тот был не больно говорлив и редко открывал свои секреты.
Отряд уже довольно долго был в пути, дорога все петляла по лесу, оставляя в стороне непроходимые завалы. Видно, лес бродням был хорошо знаком, иначе обязательно хоть один возок угодил бы в какой-нибудь неприметный овражек, из которого достать его было бы непросто. По пологому склону отряд спустился к лежащей подо льдом речке, переправился на другой берег и, вступив под лесные своды, остановился.