Миг власти московского князя [Михаил Хоробрит]

Панова Алла Георгиевна

— А разве нет! Я ж ума еще не лишился, сам все вижу! — прервал его посадник и проговорил с горечью: — Разбух я чтой-то, как на закваске. Уходя в поход, даже кольчужную рубаху не смог напялить, бехтерец едва ремнями стянул, хорошо, что хоть грудь прикрыл. Оттого и стрела плечо прошила. А ты, Мит­рий, о силе богатырской речь ведешь. Ты меня на са­мом деле будто младенца несмышленого убаюкиваешь! Нет, милый, я еще разум не потерял! Стрела-то мне не голову пробила! Сам все знаю и все понимаю.

— Раз так, то уж будь добр, послушай нашего сове­та и выполни все, как я тебе говорил. Ежели по–своему поступать станешь, то

лишь хуже себе сделаешь, — спокойно сказал Митрий, в голосе которого почувство­валась усталость от затянувшегося бесполезного спо­ра. — Мне не веришь, так и Потап мои слова подтвер­дит. Ну, а если оба мы не указ, то наверняка придется тебе теперь к старухе–ведунье за помощью обращаться.

Не упрямься, Василий Алексич, послушай нас, — за­кончил он устало.

– — Вот ведь отец упрямец какой! — шепнул Федор матери, которая сердито посмотрела на сына и опять приложила ладонь к губам. Тот замолчал, поняв, что сейчас лучше с ней ни о чем не говорить, чтоб не на­влечь на себя материнский гнев.

— Да не упрямлюсь я, — проговорил отец и устало откинулся на подушки, — просто уж очень тягостно мне в безделье пребывать, бока отлеживать.

— Успеешь еще делами заняться, — миролюбиво проговорил Митрий.

— Знамо дело, успею, — буркнул посадник.

— Так что же тогда совета доброго слушать не хо­чешь? — спросил сотник.

— Как же вас не послушаешь! — понемногу успо­каиваясь, ответил упрямец. — Ишь, как насели! Все навалились на одного и рады, что справились.

— Ну, вот и хорошо! Слава Богу, миром разо­шлись, — улыбнулся Митрий, — а я уж было подумал, что за подмогой посылать придется. Ан нет, угомонил­ся-таки.

— Зато румянец на щеках заиграл, — заметил По­тап, за все время спора не проронивший ни слова.

— А и то верно! Гляди-ка, и впрямь лицом посве­жел, — удивился Митрий и улыбнулся хитро: — Те­перь, Василь Алексич, знаю, как тебя быстрее на ноги поставить. Завтра со споров и начнем!

— Ладно уж! Вам бы только над беспомощным шутки шутить, — слабо улыбнулся посадник и, прове­дя ладонью по лбу, на котором выступили мелкие кап­ли пота, спросил тихим голосом: — Что ж мне теперь, и на Масленой не погулять?

— Говорю тебе, ежели два дня отдохнешь, отле­жишься, так на проводы успеешь, — ответил Митрий, посерьезнев.

— Только вот с гор уж ледяных тебе, Василий Алексич, в этот раз не кататься, — добавил Потап поч­ти серьезно.

— Эка жалость, а я как раз решил стариной стряхнуть да, как прежде бывало, позабавиться, — ответил на шутку посадник и, найдя глазами жену спросил мягко, будто извиняясь за прежний грубый тон, который наверняка обидел ее: — А что, Настасьюшка, в нашем доме гостей блинами разве нынче не потчуют?

— Как же, как же, — засуетилась она, — уж про­стите вы меня, гости дорогие, совсем я разум потеряла. Все уж готово, только знак дать.

Хоть и отнекивались гости, ссылаясь на то, что ус­пели до прихода к нему потрапезовать, но от угоще­ния им уйти так и не удалось, впрочем, и сопротивля­лись они не слишком сильно. Хозяина усадили на кресло с высокой спинкой, со всех сторон обложив для удобства небольшими подушками, украшенными затейливой вышивкой. Он, забыв о спорах, потчевал гостей как радушный хозяин и сам с удовольствием съел пару–тройку блинов, а потом, откинувшись на резную спинку, благосклонно взирал на всех сидя­щих за столом.

Гости

долго не засиделись, поскольку лучше дру­гих понимали, что посаднику нужен отдых, отведали блинов, чтоб не обидеть хозяев, да и распрощались, по­обещав вскоре навестить больного. Правда, Потап, зная, что ему предстоит обратный путь домой и еще не скоро удастся сесть за стол, с удовольствием умял де­сятка два блинов и, подобрев после еды, уже спускаясь с крыльца, даже признался сотнику, что про посеще­ние брата он придумал.

Сотник, однако, не обратил внимания на его слова, поскольку увидел, как от калитки прямо к ним на­правляется Вера.

Шла девушка медленно, опустив плечи и глядя се­бе под ноги. Рядом с ней семенила сухонькая старуш­ка, которая, придерживая свисавшие на грудь концы убруса, сколотого под подбородком, поглядывала по сторонам живыми карими глазами–пуговками. Увидев незнакомцев, она что-то шепнула спутнице, которая, подняв голову, мельком взглянула на них и, мгновен­но зардевшись, потупила глаза.

— Вот и сестра, — прозвучал за спиной Василька радостный голос Федора.

Мальчик, обогнав спускавшихся по лестнице мужчин, кинулся к Вере, чтобы первому сообщить радостную весть о том, что отец скоро поправится. Сестра, боясь этому поверить и ожидая услышать подтверждение услышанному, посмотрела на сотни­ка, который из всех троих был ей знаком. Сотник кивнул утвердительно, и она в ответ радостно заулы­балась.

— Он о тебе спрашивал, — указывая в сторону сот­ника, сообщил Федор тем же радостным голосом.

Василько, услышав эти слова, густо покраснел, а Вера, смутившись и от новости, и от пристального внимания, с которым на нее смотрели гости, ответила тихо:

— Так я за батюшку в храме Божьем молилась.

Гости с пониманием закивали.

— Ты не горюй теперь, девонька, — положив ла­донь на плечо Веры, мягко проговорил Митрий. — Дай срок, отец твой поправится, — добавил он и погладил ее по голове.

За движениями Митрия зорко следил сотник, кото­рый не мог скрыть своей зависти. Ведь не его, а чужая рука прикоснулась к ненаглядной, от одной мысли, от которой у него начинало сильно биться сердце. Ми­трий же перехватил сердитый взгляд, усмехнулся про себя, но вида не показал, а лишь опять положил одну руку девушке на плечо, другой погладил по голове, с которой съехал платок.

Неожиданно она словно размякла. Слезы, что Ве­ра держала в себе, чтобы не показывать своего волне­ния матери и братьям, брызнули из глаз, и она уткну­лась в широкую грудь Митрия. Тот гладил ее по спи­не, содрогавшейся от рыданий, нежно проводил ладонью по светлым волосам, а сотник смотрел на не­го и на нее, в бессильной злобе сжимая кулаки. Нако­нец она успокоилась, подняла заплаканное лицо, глянула сквозь слезы, застывшие в глазах, на сотника и робко ему улыбнулась. От этого взгляда он сразу же забыл об обиде на своего товарища и почувствовал, как кровь приливает к лицу, а сердце готово вырвать­ся из груди. Девушка шагнула на ступеньку, потом — на другую, поравнялась с ним, подняв голову, снова посмотрела ему в глаза и, тут же в смущении потупив взор, проскользнула мимо сотника. Василько ощу­тил, как на мгновение ее холодная рука коснулась его руки, и вдруг остолбенел от пронзившего тело всепо­жирающего огня. Он бы так и стоял на ступеньках, блаженно улыбаясь, если бы снизу до него не донес­лись слова Потапа.