Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
Сейчас хочется написать еще не большой рассказ и приняться на целый год за роман…» (РГАЛИ. Ф. 422. On. 1. Ед. хр. 176).
14 февраля. 1928 года: «…О твоей книге в Гизе узнаю. Шолохов должен увести4. Вещь его очень хвалят и по-моему эта вещь большой значимости. Так что, мое мнение, Тихий Дон будет звездой в нашей литературе…» (там же).
7 октября 1928 года: «…Я ни строчки не писал Шолохову, а он не писал мне. Недавно встретились мы, он ругал меня, а я его…
На Шолохова ты зол напрасно. Его дьявольски трясет малярия. И вряд ли он успел прочитать твой роман. По случаю болезни у него даже встала работа с «Тихим Доном». Он недавно был в Москве, ходил больной обросший и поэтому поспешил опять уехать на Дон…» (там же).
5 ноября 1928 года: «…Завтра будет в Москве Мих. Шолохов. Передам твое ему требование и негодование…» (там же).
23 декабря 1929 года: «…только что уехал из Москвы Шолохов. С 3-й книгой у него работа затянулась. Провозился (нрз. – В. П.) с фильмой. Фильма в апреле выйдет на экран5…» (там же).
В. Ряховский
Василий Кудашев
<Воспоминания>
В 1934 г. мой земляк писатель Василий Кудашев принес мне рукопись своего рассказа «Дорога». Этот рассказ очень понравился Алексею Максимовичу Горькому и должен был печататься в журнале «Колхозник».
В деревню из немецкого плена, после Первой мировой войны, возвращается молодой солдат. Пребывание за границей совершенно изменило его внешность, он слегка смешон, этот солдат в рыжих гетрах и в желтых ботинках, с цветным галстуком и в клетчатой тяжелой кепке. Он поражает своих деревенских девушек-подруг неутомимостью в танцах, вежливым отношением, своего рода рыцарством. Кое-кто над ним посмеивается, но солдат не отступает от своего, он открыто осуждает односельчан за грубые нравы, неряшливость, неумение трудиться… не может мириться с неустройством своего села и начинает – сперва в одиночку – строить для своего колхоза дорогу в наиболее топком и неудобном месте.
Рассказ был по-настоящему хорош взволнованной верой в непременное обновление жизни, волновал огромным напором душевных сил солдата, отдающего все свои помыслы и силы украшению жизни на родине. С изумительной пластичностью нарисовал Кудашев этого чудака-энтузиаста. До сих пор помнится цвет его ботинок, шумное дыхание этого неутомимого танцора на вечеринке…
И вот теперь, по прошествии многих лет, я понял, что в этом рассказе Василий Кудашев, сам того не подозревая, с огромной ясностью описал самого себя – несколько чудаковатого, милого и смешного, беспредельно преданного своей родине и страстно мечтавшего о превращении тихого села Кудрявщино, где он родился, в оживленный, благоустроенный и богатый центр.
Там, в этом некогда очень поэтичном селе, со старинным помещичьим садом, с развалинами некогда богатого конского завода, с прудами и церковью посреди живописного кладбища, с замшелыми плитами памятников в виде урн и мавзолеев эпохи «Бедной Лизы» и «Сизого голубочка», – я и увидел впервые Василия Кудашева. Ему было тогда не больше десяти лет; мне около тринадцати. Голенастый, слегка прищуренный по близорукости, с постоянной, несколько растерянной улыбкой, он издали следил за нами, учащимися в различных училищах и семинариях, – следил с любопытством и с тайной завистью, чтобы через несколько лет бросить родной дом и начать долгие годы учебы – от курсов счетоводов до Московского университета.
Отец Василия Кудашева – светлобородый и шумный человек богатырского сложения – был заядлым охотником. Страсть к ружейной охоте передалась от отца к сыну…
…Мать будущего писателя даже среди скромных деревенских женщин поражала своей тихостью, каким-то стремлением всюду быть самой незаметной. Дочь безземельного тверского синельщика, эта женщина передала сыну-писателю свою наружность и подкупающую скромность вместе с неустанной заботливостью о неимущих, о людях, которых давили нужда и бесправие.
Василий Кудашев взял от родителей все лучшее: широту, размах, любовь к природе – от отца-охотника; чуткое понимание народной нужды, страстное желание сделать жизнь людей красочнее, лучше – от тихой матери. Последнее качество с неизбежностью привело его в партию, оно же, пожалуй, в значительной степени предопределило его писательский путь.
Все произведения Василия Кудашева, от первой пробы пера – «Чухаровцев» – до зрелых произведений, какими, несомненно, являются роман «Последние мужики» и повесть «На поле Куликовом», – все они посвящены деревне, и не какой-либо русской деревне вообще, а именно селу Кудрявщино, с которым писатель не порывал связи всю свою жизнь. Все явления колхозной действительности, всю сложность исторического поворота русского крестьянства к крупному колхозному сельскому хозяйству, наконец, все извилины сложного крестьянского быта, возникновение новых чувств, новых черт характера писатель постигал и художественно разрешал, «примеряя» к близким людям, к своим односельчанам, жизнь которых он знал в совершенстве.
Колхозы и колхозные люди, которых мы встречаем в книгах Василия Кудашева, – это его соседи, члены колхоза «Пчелка», созданию которого писатель отдал немало сил и личных средств. Братья Кудашевы отдали артели «Пчелка» все – и свой большой кирпичный дом (под правление колхоза, в котором мать писателя долгое время состояла уборщицей), и старый отцовский сад, и отличную пасеку, разведенную братом писателя, Михаилом. Ежегодно писатель на несколько месяцев уезжал «домой» в «Пчелку», там он охотился, писал, работал наравне с соседями. А зимой к нему на московскую квартиру то и дело приезжали «ходоки» от колхоза, они зачитывали ему длинный список общественных нужд, и писатель оставлял свою работу, недели две ходил с деревенскими друзьями по разным учреждениям, покупал какие-то припасы, оборудование…
Его тесная комнатка в проезде МХАТа долгие годы была своеобразной штаб-квартирой колхоза, и он никогда не сетовал на то, что его отрывают от работы, осложняют ему жизнь.
– А знаешь, – обычно встречал он меня, улыбаясь, – у меня с неделю жил Архип Петровичев. Ты помнишь его? Ну что за чудесный мужик, доложу тебе!
И потому, что я знал всех его деревенских друзей, со многими дружил когда-то сам, Кудашев с воодушевлением рассказывал мне о том, что в «Пчелке» начали строить ветряк, дающий электроэнергию, заложили новые парники или разбили сад…
Эти парники, новые сады на голых буграх, пасеки и тракторы, идущие по линии горизонта, скоро переходили на страницы его романов и повестей, он рассказывал о них, радуясь и волнуясь волнением участника, гневался и торжествовал, полной мерой воздавая всем, кто мешал строить новую жизнь, омрачал людскую радость.
Почти весь жизненный и писательский путь Василия Кудашева освещала большая, настоящая дружба с Михаилом Шолоховым.
Эти два литературных сверстника столкнулись в самом истоке своего писательского пути. Молодой Шолохов, тогда еще автор только «Донских рассказов», не имевший в Москве пристанища, нашел в Кудашеве истинного друга, уже тогда поверившего в исключительное дарование своего нового знакомца. Приезжая в Москву, молодой Шолохов поселялся в тесной комнатке Кудашева, спал на раскинутом на полу нагольном полушубке. Здесь, в долгих ночных беседах, обсуждался замысел «Тихого Дона», сюда потом Шолохов привозил свои пухлые рукописи, здесь читались первые главы знаменитого романа.