Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
Дружба между этими писателями, столь разными по размерам дарования, не омрачалась и впоследствии. Ставши уже знаменитым, Михаил Александрович неизменно останавливался у старого друга, и разница в их положении… не сказывалась на личных отношениях.
Тонкий и чрезвычайно скромный, Кудашев умел сохранить в отношении Шолохова творческую независимость; отдавая дань высокому дарованию друга, он писал на свои темы, своим языком. Даже в своих литературных симпатиях Василий Кудашев был независим. Отдавая должное шолоховскому следованию по толстовскому пути, сам он был неизменным поклонником творчества Ивана Бунина, любил его точный язык, совершенство в описаниях деревни, его тонкую
По природе своей мягкий и великодушный, Василий Кудашев тяжело перенес известие о войне. Он хорошо знал нацистов – бывал в Германии, поэтому понимал, какая волна разрушений, страданий и жертв хлынет в нашу страну с этим неспровоцированным фашистским нападением.
Мы встретились с Кудашевым 22 июня 1941 г. у решетки сквера перед входом в здание Союза писателей. Он был бледен, замкнут и то и дело протирал и без того чистые стекла очков.
– Гнусно! – сказал он на мой безмолвный вопрос. – Гнусно, брат! Мерзавцы фашисты мешают нам строить жизнь! Будем бить их!
А через несколько дней мы очутились в одной из школ где-то около Собачьей площадки, уже будучи бойцами народного ополчения. Кудашев весело сверкнул в мою сторону стеклами очков и усмехнулся своей милой, ребячьей усмешкой, крикнул через головы разделявших нас людей:
– Теперь попасть бы в Кудрявщино! А?
Это были его последние слова, услышанные мною.
Скоро события раскидали нас в разные стороны. Уже будучи в осажденном Севастополе, узнал я о том, что в числе бойцов, вышедших из тяжелых боев под Ельней, Василия Кудашева не оказалось.
Через несколько дней после этого тяжелого известия кто-то из товарищей принес в редакцию довольно потрепанный экземпляр повести «На поле Куликовом». Я перечитывал эту книгу урывками, в ночные часы, между вычиткой свежих газетных полос. Иногда, взволнованный напоминанием о далекой родине, я выходил на темный каменный двор редакции. Над черным городом висели пушистые, по-южному яркие звезды. Издалека все время, с редкими провалами, катился приглушенный грохот орудийных залпов. Снизу из-под крутого обрыва, где в маслянистых водах Южной бухты колыхалось опрокинутое небо, тянуло тонким-тонким ароматом талой земли и гниющих водорослей. На крымскую землю нисходила трепетная новая весна…
А передо мной вставали густые апрельские ночи над поэтическим селом, картины ночного ледохода на Дону, и я с теплым чувством вспоминал о своем современнике, о писателе, с такой силой возлюбившем нашу землю, советского человека и отдавшем за его светлое будущее свою жизнь…
Михаил Величко
Чекан его души
Василий Михайлович Кудашев был одним из самых близких и давних моих друзей. Нас спаяли годы комсомольской юности, общие интересы и взгляды, первые пробы пера…
Спрашиваешь, бывало:
– Как живем, Вася?
Он срывает с чуть вздернутого носа большие очки в толстой роговой оправе, моргает покрасневшими от напряженной работы веками и расплывается в улыбке:
– Живем, как паровоз – летим вперед, в коммуне остановка!
В этих словах он весь: и настрой его души, и целеустремленность жизни, и политическое кредо писателя-борца, и энтузиазм, характерный для тех «беспокойных сердец», которые составляли славную комсомолию 20-х годов.
Начало его короткого жизненного пути было обычным для мальчика, родившегося в крестьянской семье. День своего рождения – 21 февраля 1902 года – он, живший более чем скромно, не отмечал шумными застольями. Об этой дате вспоминал лишь в тех случаях, когда приходилось заполнять анкеты. Зато о детстве, проведенном в родном рязанском селе Кудрявщине, говорил часто, тепло и оставил такие трогательные строки:
«Прогретую солнцем пахотину, по которой босыми ногами я ходил мальчонкой-бороноволоком, не перестану ощущать, должно быть, до самой смерти».
В одной из сохранившихся автобиографий он сообщил о себе любопытные подробности:
«Сельскую школу окончил двенадцати лет. Говорят, был я очень озорной, и учитель звал меня «атаман».
От двенадцати до шестнадцати лет я был пахарем. В 1918 году из родного дома сбежал в Москву учиться, а чему – не знал: мне хотелось знать все».
В столице «беглецу» удалось устроиться на общеобразовательные рабочие курсы. Он учился и работал чернорабочим на вокзале. Суровый облик Москвы той поры запомнился ему навсегда: из окон каменных домов торчали трубы «буржуек», толпы безработных осаждали Биржу труда, на вокзалах шныряли чумазые беспризорники… Не столько знаний, сколько холода и голода хлебнул паренек в те дни и, не выдержав тяжкой жизни, через год подался обратно в деревню.
Вернувшись в Кудрявщино, возмужавший Василек-«атаман» в 1920 г. организует ячейку комсомола и два года самозабвенно руководит ее бурной деятельностью. Вечерами он сочиняет частушки для комсомольского драмкружка, пробует в литературной форме описать пробуждение сельской молодежи, посылает свои сочинения в газеты и журналы, но пока безуспешно. Только несколько лет спустя первые комсомольцы Кудрявщина прочтут книжку
В. Кудашева «Будораги» и узнают в героях этого рассказа и себя и свои дела.
Мечта о продолжении образования долго не давала покоя вожаку деревенских «будораг» и вдруг сбылась: неожиданно ЦК комсомола вручил ему в 1922 г. путевку на рабфак. Снова та же Москва, только жизнь иная: не надо теперь бегать по вокзалам в поисках заработка – стипендия вполне обеспечивала прожиточный минимум. Не жизнь, а рай: вечера заняты учебой, день – весь – в твоем распоряжении! Кудашев не транжирит попусту свободное время. С упоением пишет очерки и рассказы, знакомится с рабфаковцами, также увлеченными литературным творчеством, и вместе с ними вступает в литературную группу, организовавшуюся при журнале «Молодая гвардия». В том же году в газете «Юношеская правда» и в журнале «Смена» появились его первые очерки, рисующие перемены в жизни деревни.
В 1924 г. по путевке ЦК комсомола Василий Кудашев начал работать, не бросая учебу на рабфаке, в редакции только что созданного «Журнала крестьянской молодежи», а через год с направлением того же ЦК пришел в этот журнал и я. Здесь скрестились наши жизненные пути-дороги – я принял от Кудашева отдел юнселькоров, он стал во главе литературного отдела. Так завязалась наша дружба.
Горячий и порывистый, заряженный какой-то особой энергией душевной отзывчивости и доброжелательства, Кудашев быстро и сердечно откликался на все, что печалило или радовало людей. Он всегда кому-нибудь и чем-нибудь помогал, за кого-то хлопотал, делая это удивительно вежливо и тактично. Эти качества характера, словно магнит, притягивали к нему молодых писателей, всегда нуждающихся в поддержке и участии. Он и надо мной, приехавшим из далекой Сибири, как-то незаметно взял своеобразное шефство: вводил в круг писательской молодежи, знакомил с Москвой. В первые же дни он сказал мне: