Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.
Шрифт:
– Да, получил, – ответил Кудинов дрогнувшим голосом. – Благодарю вас. Я не знал, что мои родные тогда получили это письмо и что оно было опубликовано. Благодарствую…
– Как ваше здоровье?
– Тружусь с мотыгой. – Голос Кудинова посуровел. – Топчу землю. Тружусь в стопанстве – колхозе. Скажу правду: горек хлеб на чужбине. Но вот потянуло меня сюда, к семье. И тоскую я тут по тихому Дону, ругаю себя, что не остался в Вешках.
– Скажите, пожалуйста, Павел Назарьевич, как вы попали в командующие восстанием?
– Я и сам не знаю, – ответил Кудинов. – Тогда, в 1919 году, в Вешках, на военном совете от восставших частей были выдвинуты две фигуры: сотник Илья Сафонов, не знавший фронта, и ордена Станислава с мечами, георгиевский кавалер четырех степеней, фронтовик-вешенец, ваш покорный слуга хорунжий Кудинов. В полках открытым голосованием по большинству и избрали меня в командующие.
– Насколько текст «Тихого Дона» близок к действительным событиям?
– В романе много святой правды, – говорит Кудинов. – Верно указаны причины восстания, его размах и то, что мы гражданскую власть оставили в лице окружного исполкома Совета, а не атамана, и что вместо слов «господа» и «ваше благородие» мы оставили слово «товарищ»… Почти в каждой главе «Тихого Дона» повествуется
о событиях и фактах, которые были в жизни. Вот, скажем, урядник Фомин действительно был избран командиром Вешенского полка, открыл фронт красным. На телеграфный приказ генерала Краснова «образумиться» Фомин из Вешек послал генерала в тартарары матерной бранью по телеграфу. Точно описаны перегибы комиссара Малкина, мятеж в Сердобском полку, который привел к нам и поставил на колени монархист командир Врановский. В романе есть кое-что, с чем я и не согласен, чего со мною или вокруг меня не было. Скажем, у меня при штабе не было монархиста Георгадзе. Но Шолохов, как писатель, видимо, имеет право на свой художественный домысел…
– Что вы скажете о главном герое «Тихого Дона» Мелехове?
– Среди моих командиров дивизий Григория Мелехова не было, – отвечал Кудинов. – Это вымышленное лицо. Во главе первой (в романе – мелеховской) дивизии стоял хорунжий, георгиевский кавалер из хутора Базки Харлампий Васильевич Ермаков. В романе он у Григория Мелехова командует полком. Ермаков был храбрый командир, забурунный казак. Многие его приметы, поступки и выходки Шолохов передал Григорию Мелехову.
– Что вы имеете в виду?
– Да то, что бабка Харлампия – турчанка, – ответил Кудинов. – И то, что он хорунжий с полным бантом крестов Георгия, что немножко был с Подтелковым. Я Харлампия знал хорошо. Мы с ним однополчане. И его семейную драму я знал. Его жена трагически умерла в восемнадцатом году, оставив ему двоих детишек. А его заполонила новая любовь. Тут такие бои, земля горит под ногами, а Харлампия любовь крутит-мутит. Возле Мигулинки порубил Харлампий матросов в бою, а потом бился у меня головой в стенку. И эти его вечные вопросы: «Куда мы идем. И за что мы воюем?» В романе все это звучит на высоких нотах, краски сгущены, трагедия, одним словом. Так в этом же и сила, и глубина, и пленительность таланта Шолохова…
Мы долго еще говорили и тепло распрощались.
…Вот так я и познакомился с вешенским хорунжим Павлом Кудиновым – одним из живых персонажей шолоховской эпопеи…
Старый коммунист Яков Фатеевич Лосев, показывая мне курень над Доном, сказал:
– Помнишь начало «Тихого Дона»: «Мелеховский двор – на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север, к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых впрозелени меловых глыб… С юга – хребтина горы…» Посмотри на все эти приметы хутора Базки, и ты узнаешь в них хутор Татарский. Да, здесь жил казак Харлампий Васильевич Ермаков.
– Вообще-то Ермаковы жили не в Базках, а в хуторе Антипове, – продолжал Лосев. – У Василия-турка детей была куча. И вот Харлампия трех лет от роду отдали на воспитание родичу в Базки, бездетному казаку Солдатову. Отсюда ушел он на службу. В войну заслужил четыре Георгия, получил погоны хорунжего. В революцию было примкнул к Подтелкову, его даже в Базках избрали в ревком. А потом переметнулся к белым. Присутствовал при казни Подтелкова. Затем, когда в Вешках вспыхнул мятеж белых, Харлампий Ермаков подался к повстанцам и командовал у них дивизией. У него умерла жена. Он приголубил себе сестру милосердия и отступал с нею на Кубань. В Новороссийске сдался красным, скрыв свои вешенские грехи. На Польском фронте в Конармии выслужился – командовал эскадроном, а затем полком. Как видишь, кое-что из биографии Ермакова совпадает с контурами портрета Григория Мелехова.
– С внешней стороны, – заметил я Лосеву.
– В том-то и дело, что только с внешней, – продолжал Лосев, – а той драмы, что возникла у Григория в «Тихом Доне», Харлампий не знал и не ведал. Не было у Харлампия распрей ни с родным отцом, ни с приемным. И не бросал он родной дом, не уходил батрачить к пану. Не было у Харлампия Натальи и Аксиньи, не было и того, что Шолохов вдохнул в душу Григория, – страсти, обаяния, мучительного искания правды.
– Все это интересно, – говорю я Лосеву. – Видимо, не случайно Шолохов в «Тихом Доне» рядом с Григорием Мелеховым показал нам вашего Харлампия Ермакова полной натурой, назвав его по имени и фамилии. Вы же помните, что Шолохов в третьей книге романа упоминает Ермакова несколько раз?
– Как же, помню, – горячо заговорил Лосев. – И в четвертой книге «Тихого Дона» Ермаков упоминается.
Мы с Лосевым быстро находим эти главы в четвертой книге «Тихого Дона». В седьмой части романа, в главе XV рассказывается о том, как комдив Григорий Мелехов отчитывает командира полка Харлампия Ермакова за грабеж и раздевание донага пленных красноармейцев. В XXVIII главе мы видим пьяного Ермакова возле больного Григория Мелехова уже в Екатеринодаре и в Новороссийске, где они за бутылью спирта ведут разговор о сдаче в плен Красной армии.
– Вот таким и был Харлампий Ермаков в жизни, – горячо заговорил Лосев. – Тут Михаил Александрович до точности верно изобразил нам дела и душу бесшабашного рубаки, любящего выпить и не особенно задумывающегося над жизнью. Дистанция между Григорием и Харлампием – колоссальна!
– Скажите, а не было ли такого случая в жизни Ермакова, чтобы он в Вешках выпустил из тюрьмы около ста арестованных красных? Шолохов в третьей книге рассказывает нам это о Григории Мелехове.
– С Ермаковым такого случая не было и не могло быть, – сказал Лосев. – Он, скорее всего, расстрелял бы их.