Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.
Шрифт:
– У меня сохранился старый военный билет, – сообщил Лагутин.
– Вот и чудесно! – с радостью сказал я ему. – Высылайте его мне в Ростов. И мы начнем борьбу за восстановление справедливости. Не сомневаюсь, что победа будет за вами!
Ветхий военный билет Я.И. Лагутина дал мне основание начать глубокий розыск архивных документов. Я послал письма-запросы в станицу Милютинскую, на родину Якова Лагутина, и в станицу Букановскую – на родину Ивана Лагутина, в архивы Москвы, Ленинграда, Новочеркасска, а сам обратился в ростовские архивы…
И вот после долгих ожиданий пришел ответ из Букановского станичного Совета. На мой запрос об Иване Лагутине сообщали: «1. Казак нашей станицы Иван Антонович Лагутин родился в 1891 году
Станица Букановская расположена на реке Хопер. Шолохов в «Тихом Доне» неоднократно упоминает эту станицу в главах о Лагутине и в третьей книге романа, где пишет о вешенском восстании. Вместе с председателем стансовета Николаем Андреевичем Шапровым в легковом автомобиле я еду в хутор Андреяновский – на родину Ивана Лагутина. Первый высокий курень в хуторе, журавель-колодец, могучая старая яблоня…
– Вот это и есть подворье Ивана, – говорит мне Шапров. – Старики уверяют, что этот колодец копал сам Иван, что эта яблоня была им посажена в день его свадьбы. Вот, пожалуй, и все, что осталось в хуторе от Ивана Антоновича.
Опираясь на палку, выходит из куреня состарившаяся преждевременно дочь Лагутина, Наталья Ивановна.
– Что вам сказать об отце? – певуче говорит Наталья Ивановна. – Темная я, неграмотная. Батю своего видела один раз. Это когда он вернулся из Петрограда. Привез сундук книг. Одни книги. Открыл его, усадил меня на колени и говорит: «Все это тебе, дочурка, привез». А дедуня его ударил палицей по спине, красный бант с его шинели сорвал и в печь бросил…
Порог переступает сосед – Митрофан Степанович Евлантьев. Он уже старик, погодок Ивана Антоновича. Евлантьев вмешивается в разговор:
– Было такое. Иван Антонович не мог равнодушно смотреть на книгу. Это у него от дяди Аввакума. Был у него дядя-монах. Все бунтовал и пророчил гибель царскому дому. Да, так Иван Антонович у того монаха первую науку проходил – учился грамоте. На допризывной подготовке Иван был первый джигит. И с пикой, и в рубке лозы, и в верховой езде – одно загляденье. А на словесности такие вопросы задавал, что его частенько отсылали к атаману, а то и за решетку.
– Это зачем же?
– А чтобы сделать укорот языку, – пояснил старик Евлантьев. – Остер был на язык Иван Антонович. А когда приехал из Петрограда, то привез сундук книг, ворох газет. И давай их читать казакам.
– А когда он приехал домой?
– На провесне, – говорит Евлантьев. – Помню, дошли до нас слухи, что генерал Каледин застрелился в Новочеркасске, а тут наш 14-й полк и прибыл из Петрограда. Да, привез Иван сундук с книгами. А батя его стоял горой за царя. Сорвал красный бант с шинели Ивана, в печь бросил и кричит на сына: «Дурачина ты! Что привез из Петрограда! Книги! Хотя бы один ковер приволок. Умные люди с войны, бывало, чего только не прут». – «Так то ж с войны с турками», – отвечал отцу Иван. А старик ему свое: «А твои нехристи большевики хуже турок». И тут у них до рукопашной схватки доходило… Вскоре Иван Антонович оседлал коня и уехал в Букановскую, а потом в Ростов.
– Уехал, – говорит
– Как же вы тут живете? И почему вы неграмотная?
– И сама не знаю, – отвечает Наталья Ивановна. – Не до учения было. А теперь вот инвалидом стала. Прошу пенсию, но не дают. Куда я только не посылала письма. Вот последний ответ. – И она подает мне бумагу из Москвы, из пенсионного управления Министерства социального обеспечения РСФСР, от 22 февраля 1962 года за № 4-В-11906. Некий зам. нач. управления Проценко росчерком пера отказал в праве на пенсию дочери комиссара Донской Советской Республики, расстрелянного белыми…
Соратник Лагутина по 14-му Донскому полку, казак, а затем военком 37-го кавполка Фролов Николай Иосифович, проживающий в хуторе Ярском на Хопре, встретил нас с огромной радостью.
– Ивана Антоновича вспомянули! Слава те господи! – возбужденно заговорил Фролов, пропуская нас в свою комнату. – Ведь что сделали в Букановской – колхоз переименовали. Плох оказался народный комиссар Иван Лагутин. Ну как ты, председатель Совета, мог это допустить? – обращается Фролов к моему попутчику Шапрову. – Был колхоз имени Лагутина. Стерли его славное имя. Был Подтелковский район в области. Ликвидировали. Да что это делается у нас, в Волгоградской области?
– Какие это были люди – Подтелков, Кривошлыков, Лагутин Иван – орлы революции, – продолжает Фролов. – И не пойму одного: в Ростовской области, в станице Боковской, благодарные потомки поставили памятник Кривошлыкову, а у нас в Волгоградской, на родине героев – Подтелкова и Лагутина, – поснимали их имена. И все пошло после выступления каких-то стрекулистов в газетах. Вычеркнули героя Ивана Лагутина из истории, выкинули из братской могилы, вычеркнули его из «Тихого Дона»! И никто в этом ни в одной газете не покаялся, и никого за это не наказали!
– Ошибка вышла, – говорю я деду. – Вот я приехал, чтобы с вашей помощью выяснить все досконально и вступиться за честь Ивана Лагутина.
– Вот и слава богу, – вздыхает старик. – Садись. Я сейчас достану документы. Я все берегу. А ты, председатель Совета, мотай себе на ус. И немедленно же в Букановском Совете ставь вопрос, чтобы соорудить памятник Лагутину.
Старик выбрасывает из сундука на стол связки газет, бумажки и говорит:
– Всю войну я служил с Иваном Антоновичем на Западном фронте, в 14-м Донском. За Варшавой были и возле Двинска. А летом 1917 года – в Петрограде. На выборах в полковой комитет Ивана избрали в председатели. Стал он ходить в Смольный, приносить нам газеты и листовки. Был он человек волевой, настойчивый и смелый. За месяц-другой наш Иван Антонович взял в руки весь полк. Помню, Корнилов прислал воззвание. Полковник выстроил казаков на плацу и зачитал его. А Лагутин вышел перед строем, поднял руку и скомандовал: «Кто за народ и против Корнилова, сделай три шага вперед!» – и четыре сотни казаков шагнули к нему. А две сотни – заколебались. Офицеры бегают меж рядов. Подняли суматоху. А Лагутин как гаркнет на весь плац: «Долой Корнилова! Да здравствует революция!» «Ура, народу!» Весь полк ему дружно ответил: «Ура!» Лагутин тогда повернулся к полковнику и говорит: «Возьмите приказ Корнилова к себе в ватерклозет» – и начал митинг… А перед Октябрьским восстанием что вышло! Читали «Тихий Дон»? Вот так все и было. Офицеры споили у нас две сотни казаков, окрутили их и повели в Зимний дворец на защиту Керенского. А Лагутин прибежал из Смольного с матросами и за час до выстрела с «Авроры» пробрался в Зимний дворец и увел оттуда казаков обратно в казармы. За это Ивана Лагутина мы избрали от 14-го полка в депутаты Петроградского Совета, а затем он был избран первым председателем казачьего отдела при ВЦИКе.