Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.
Шрифт:
Шолохов на это отвечал:
– Да, Маша, Спиридон хорошо поднаторел на рыбной ловле, зубы съел на этом деле. Можно сказать – профессор.
Подумал и прибавил:
– Знаешь, Маша, поедем-ка на ту сторону. Авось и нам повезет. Может, сазанчика подцепим. Утрем-ка мы нос этому «профессору» Спиридону.
Он позвал меня (я в это время возился с машиной) и сказал:
– Сережа, перевези-ка ты нас с Марией Петровной на ту сторону. Тут что-то не ловится, попробуем там.
Мы сели в лодку, и я повез Шолоховых через Хопер. Высадил их у ямы и погреб назад. Приехав, опять стал возиться с мотором (барахлило зажигание).
Прошло не больше получаса, и небо вдруг потемнело. Откуда-то появились тучи, и стал кропить мелкий дождик. Потом дождь стал гуще. Судя по всему, дождь становился обложным, скоро не перестанет. Шолохов, видно, тоже определил, что дождь обложной, и вот он уже кричит с другого берега:
– Сережа, езжай, забери нас, мы уже намокли.
Я погреб через Хопер. Между тем дождь усилился, он уже лил как из ведра. Когда я перевез Шолоховых, мы все были мокрые до нитки. Ведь никто не взял с собой ни плащей, ни накидок. Шолохов чертыхнулся:
– Вот и наловили… Хотели Спиридона посрамить. Вот Бог и наказал нас за гордыню. А все ты, Маша, виновата. Слишком уж ты завистливая. А вот теперь будем есть рыбу Спиридона. Не знаю, как ты, а я переживаю. В иждивенцы мы с тобой записались, Маша. Спиридон теперь совсем нос задерет. Он, конечно, вслух ничего не скажет, а про себя подумает: «Дармоедов я, этих Шолоховых кормлю. Один с сошкой, а семеро с ложкой».
Но все понимали, что Шолохов шутит. Он был жизнерадостным от природы, и неудачи на охоте или на рыбалке не очень отражались на его настроении. Хотя равнодушным его тоже нельзя было назвать, он все-таки, как всякий охотник и рыболов, был азартным человеком.
Вообще, Михаил Александрович очень любил веселую шутку. Он часто подшучивал над своими близкими и знакомыми. Я вспоминаю, как он рассказывал о своей поварихе Анне Антоновне. Якобы она понравилась одному богатому казаху, и он предложил за нее выкуп – 10 баранов. «А мы, – продолжал Шолохов, – сказали казаху, что донские казачки не продаются. А потом все время боялись, что влюбленный казах ее украдет». Надо добавить, что «невесте», о которой говорил Шолохов, уже сравнялось семьдесят лет. Все смеялись, в том числе и сама «невеста».
Как Шолохов соблюдал охотничьи законы
В 1974 году у Шолоховых весной гостил журналист В. Дробышев, москвич, знакомый Марии Михайловны (младшей дочери Шолоховых). Он иногда расспрашивал меня, как мы ездили на охоту, кого стреляли, при каких обстоятельствах. Я ему рассказывал. Но когда я прочитал статью Дробышева, то очень удивился. Дробышев написал, что один раз Шолохов убил 12 уток.
Это было неправдой. Притом двойной неправдой. Дело в том, что Шолохов никогда не бил уток, а стрелял только селезней. «Женский пол не убиваю», – говорил он. И во-вторых, он не бил больше положенных пяти. И в лицензии он указывал, что берет лицензию на 5 селезней, 5 гусей, 5 стрепетов, 5 вальдшнепов и т. д. Правда, куропаток, малоуток, он бил без разбора и сколько попадалось. Различить их по полу невозможно.
Также Михаил Александрович охотился с помощью подсадных уток. Этот вид уток называется кряквами. Их выращивали некоторые хозяева-вешенцы и в окрестных хуторах. Маленькие, серенькие, они обладают звучным голосом. Я по заданию Шолохова выменивал их на обыкновенных, домашних, крупных. Крякв держали отдельно от селезней, и, когда на охоте их выпускали из клеток на воду, привязав шнурком, они начинали возбужденно махать крыльями и надрывно крякали, призывая диких селезней.
Применял Шолохов и искусственных подсадных уток (резиновых). В этом случае кряканье производилось манком. Но эффект от искусственных подсадных уток был хуже.
Михаил Александрович никогда не охотился на тех животных, которых запрещалось стрелять в нашем районе: лося, оленя, косулю. Если попадались, только любовался ими: «Какие красивые животные!»
Что касается зайцев, то и здесь Шолохов придерживался неписаного охотничьего закона. До самого ноября Шолохов не бил зайцев, потому что, говорил он, «грешно их бить – они кормящие». Убив пять зайцев, Шолохов прекращал охоту. Когда зайцы, выбежавшие из лесополосы, случайно попадали под колеса «УАЗа», Шолохов говорил остальным: «Не трогайте, это трофей шофера».
Михаил Александрович был противником погони за зайцем на машине. Обычно Николай Федорович Каргин (близкий друг семьи Шолоховых. – К. К.) подгонял меня: «Сергей, жми, Сергей, жми! Догоним!» Но Михаил Александрович охлаждал его пыл: «Чего без толку машину бить?! И ты же знаешь, Николай, что заяц будет невкусный – мокрый от пота». Это он уже шутил.
А вообще, будь то на охоте или на рыбалке, он требовал не оставлять после себя никакого мусора. Помню, уезжая после рыбной ловли с Хопра, мы выкапывали яму, бросали в нее и закапывали все отходы: банки, бутылки, бумагу, обертки, тряпки и т. д. Шолоховы любили чистоту…
Хочу возразить…
Распространено мнение о том, что Шолохов якобы злоупотреблял выпивками, особенно на охоте и рабылке. Говорят об этом и «свидетели», и те, кто совсем не общался с Шолоховым.
В 1982 году в издательстве «Жалуши» (г. Алма-Ата) вышла книга Петра Гавриленко «Михаил Шолохов – наш современник». Этот журналист много лет встречался с Шолоховым, не один раз охотился с ним в Казахстане, приезжал и сюда, в Вешки. Он-то хорошо познал быт семьи Шолоховых. Я тут же прочитал книгу П. Гавриленко. Там описываются более ранние годы – 40 —60-е, когда Михаил Александрович был значительно моложе. Книга интересная, даны многие подробности поездок Шолохова на Урал, описания охоты и рыбалки, повседневная жизнь. Но я не заметил, чтобы Петр Петрович Гавриленко упоминал о якобы имевших место выпивках Михаила Александровича. Когда я стал работать у Шолохова, и мне приходилось ездить с ним и в Казахстан, и на Хопер, и в другие места, я тоже не наблюдал, чтобы Шолохов пил на охоте. Было, что иногда на привале Шолохов с другими пропускал рюмочку-другую «для сугрева» (как говорят казаки). Но этим и ограничивался. Правда, любил угощать рыбаков, охотников, но сам не принимал участия.
Заканчивая, я хочу высказать свое отношение к Михаилу Александровичу. Великий писатель, он и в жизни был необыкновенным человеком. Сколько раз я мог убедиться в этом. Во-первых, очень ценил правду, не любил ложь. Во-вторых, был прост в общении, словно забывал о своей мировой славе. Во время охоты и рыбной ловли Михаил Александрович вел себя как равный с равными. Никакой приказной формы, никакого высокомерия. Все участники и работали одинаково, и обедали из одного котла, и сидели за одним столом. Этому часто удивлялись иностранцы.