Михаил Строгов
Шрифт:
— Сестрица стоит своего брата! Если бы медведем был я, то поостерегся бы задевать эту грозную и очаровательную пару!
Гарри Блаунт, прямой как жердь, сняв шляпу, держался поодаль. Непринужденность спутника только подчеркивала его обычную чопорность.
Тут появился и ямщик, которому удалось догнать лошадей. С сожалением взглянув на поверженное великолепное животное, которое приходилось оставлять добычей хищных птиц, он занялся упряжкой.
Михаил Строгов сообщил ему о положении, в котором оказались двое путников, и о своем намерении предоставить одну из лошадей тарантаса в их пользование.
— Делай как знаешь, — ответил ямщик. — Хотя две повозки вместо одной…
— Ладно, дружище, — вмешался Альсид Жоливэ, понявший намек, — тебе заплатят вдвойне.
— Тогда трогай, голубушки! — взревел ямщик.
Надя сидела в тарантасе, Михаил Строгов и оба его спутника пешком шли следом.
Было три часа ночи. Шквальный ветер, терявший силы, уже не столь свирепо дул поперек ущелья, и они быстро поднялись вверх по дороге.
При первых проблесках зари тарантас поравнялся с телегой, прочно увязшей в грязи по самые ступицы. Очень легко было представить себе, как от сильного рывка лошадей телега разломилась пополам.
Одну из пристяжных тарантаса припрягли веревками к кузову полутелеги. Оба журналиста вновь заняли места на скамье своего необычного экипажа, и повозки тотчас тронулись. Впрочем, им оставалось лишь спуститься по склонам Урала, что не представляло никаких трудностей.
Спустя шесть часов обе повозки, на этот раз без каких-либо неприятных происшествий, одна за другой подъезжали к Екатеринбургу. Первым, кого журналисты заметили на пороге почтовой станции, был ямщик, по всей видимости их поджидавший.
Лицо этого достойного россиянина изображало поистине хорошую мину; безо всякого смущения, улыбаясь во весь рот, он устремился навстречу своим пассажирам и, протянув руку, потребовал чаевые.
В интересах истины следует сказать, что ярость Гарри Блаунта вспыхнула с чисто британской силой, и если бы ямщик не отпрянул опасливо назад, то удар кулака, нанесенный по всем правилам бокса, выдал бы ему «на водку» прямо в челюсть.
А Альсид Жоливэ, наблюдая это проявление гнева, корчился от смеха как, наверное, никогда прежде.
— Но ведь этот бедняга прав! — вскричал он. — Он требует своего, дорогой коллега! Не его вина, что мы не нашли способа за ним угнаться!
И Жоливэ, извлекши из кармана несколько копеек, протянул их ямщику:
— Получи, друг, да засунь поглубже! Если ты их и не заработал, твоей вины в том нет!
После этого возмущение Гарри Блаунта удвоилось — он решил взяться за станционного смотрителя и вчинить ему иск.
— Вчинить иск — в России! — вскричал Альсид Жоливэ. — Да коли дела, даже принятые к производству, пойдут, как прежде, своим чередом, то конца разбирательства вам, собрат, не дождаться! Вы что, не знаете истории с русской кормилицей, которая требовала от семьи младенца уплаты за двенадцать месяцев кормления грудью?
— Нет, не знаю, — ответил Гарри Блаунт.
— Она выиграла дело, но знаете, кем стал этот грудной младенец к моменту вынесения приговора?
— Кем же, прошу вас?
— Полковником гвардейских гусар!
При этих словах все покатились со смеху. А Альсид Жоливэ, в восторге от своего успеха, достал из кармана записную книжку и, не в силах сдержать улыбки, сделал запись, которая предназначалась для русского толкового словаря: «Телега — русский экипаж, четырехколесный при отъезде — и двухколесный в момент прибытия!»
Глава 12
ПРОВОКАЦИЯ
Географически Екатеринбург город азиатский, ибо расположен по ту сторону Уральских гор, на последних восточных отрогах хребта. Тем не менее относится он к Пермской губернии и, следовательно, включен в одну из обширных областей Европейской России. Такой административный сдвиг должен иметь свое обоснование: это как бы кусок Сибири, застрявший меж российских челюстей.
Ни Михаил Строгов, ни оба журналиста не встретили никаких трудностей, решив приобрести необходимые средства передвижения в столь большом городе, основанном в 1723 году. В Екатеринбурге находится первый Монетный двор всей империи; здесь сосредоточено общегосударственное управление шахт. Тем самым для страны, где много металлургических заводов, а также рудников, моющих платину и золото, — это важный промышленный центр.
К этому времени население Екатеринбурга очень выросло. Россияне и сибиряки, оказавшиеся под угрозой татарского нашествия, хлынули сюда толпами, бежав из провинций, уже захваченных ордами Феофар-хана, и главным образом — из страны киргизов, раскинувшейся на юго-запад от Иртыша вплоть до границ с Туркестаном.
Вот почему если в других местах для поездки в сторону Екатеринбурга средств передвижения не хватало, то в Екатеринбурге для выезда из города их было, напротив, более чем достаточно. Так что в сложившихся обстоятельствах попасть на сибирскую дорогу для наших путешественников не составляло никакого труда.
Благодаря такому стечению обстоятельств Гарри Блаунт и Альсид Жоливэ сумели быстро заменить целой телегой ту достославную полутележку, в которой они кое-как дотащились до Екатеринбурга. Михаил Строгов решил продолжать путь все в том же приобретенном ранее тарантасе, не слишком пострадавшем при переезде через Уральский хребет; оставалось только запрячь в него тройку добрых лошадей, которые помчали бы его по дороге на Иркутск.
Вплоть до Тюмени и даже до Ново-Заимского дорога эта грозила неприятностями, поскольку все еще пролегала по тем непредсказуемым вздутиям почвы, с которых берут начало уральские предгорья. Однако после ново-заимского перегона начиналась широкая степь, простиравшаяся до подступов к Красноярску почти на тысячу семьсот верст (1815 километров).
Как мы знаем, оба корреспондента намеревались отправиться в Ишим, отстоящий от Екатеринбурга на шестьсот тридцать верст. Там, учитывая последние события, им предстояло продолжать путь уже через захваченные области — вместе или порознь, в зависимости от того, на какую из троп выведет каждого его охотничий инстинкт.
Между тем для Михаила Строгова дорога Екатеринбург — Ишим, идущая далее на Иркутск, была единственной, какую он мог выбрать. Однако ему, не гонявшемуся за новостями и стремившемуся, напротив, обогнуть опустошенный захватчиками край, останавливаться где-либо не имело никакого смысла.