Михаил Строгов
Шрифт:
К счастью, почтовая служба действовала пока что без перебоев. Равно как и телеграфная — во всех пунктах, которые еще связывал провод. На каждом перегоне смотрители в установленном порядке меняли лошадей. И на каждой станции сидевшие за окошечком служащие отправляли доверенные им послания, задерживая отправку лишь из-за правительственных депеш. Так что Гарри Блаунт и Альсид Жоливэ пользовались этой возможностью в полной мере.
До сих пор поездка Михаила Строгова совершалась в сносных условиях. Царский гонец поспешал, не зная задержек, и если бы ему удалось обогнуть тот клин перед Красноярском, куда прорвались татары Феофар-хана, он мог достичь Иркутска раньше них и в кратчайшие сроки.
На другой день после выезда из Екатеринбурга оба тарантаса, проделав без каких-либо происшествий путь в двести двадцать верст, к семи часам утра доехали до маленького городка Тулугинска [61] .
Полчаса ушло на завтрак. И путники тут же двинулись дальше с такой скоростью, которую можно было объяснить разве что обещанием лишних копеек. В тот же день, 22 июля, к часу дня оба тарантаса, проехав шестьдесят верст, достигли Тюмени.
[61] Тулугинск — видимо, Тугулым у самой границы Пермской губернии.
В Тюмени, где обычно проживало десять тысяч человек, число жителей удвоилось. Такого оживления этот город — первый промышленный центр, созданный русскими в Сибири, известный своими прекрасными металлургическими заводами и медеплавильней, где отливали колокола, — никогда прежде не знал.
Оба корреспондента тотчас отправились за новостями. Известия, которые приносили с театра военных действий сибирские беженцы, были неутешительны. Среди прочего речь шла о том, что войско Феофар-хана быстро приближалось к долине Ишима; в частности, настойчиво повторялись слухи насчет того, что к татарскому главнокомандующему уже или вот-вот должен присоединиться полковник Иван Огарев. А следовательно, военные операции будут самым активным образом разворачиваться в направлении Восточной Сибири.
Что касается русских войск, то их приходилось вызывать главным образом из европейских губерний России, и поскольку находились они еще достаточно далеко, то противостоять нашествию не могли. Тем не менее казаки Тобольской губернии ускоренным маршем направлялись к Томску в надежде отрезать татарским отрядам путь.
К восьми часам вечера тарантасы проскочили еще сорок пять верст и подъезжали к Ялуторовску.
Быстро сменили перекладных и при выезде из города переехали на пароме реку Тобол. Ее очень спокойное течение упростило операцию, которой предстояло повторяться еще не раз и, надо думать, в условиях не столь благоприятных.
К полуночи, проехав пятьдесят пять верст (58 с половиной километров), достигли села Ново-Заимского, оставив позади поросшие лесом косогоры — последние отроги Урала.
Отсюда по-настоящему начиналось то, что называют сибирской степью, которая тянется вплоть до окрестностей Красноярска. Это — равнина без конца и края, нечто вроде обширной травянистой пустыни, на краях которой земля и небо сливаются по четкой, словно циркулем очерченной, кривой. В степи этой не на чем остановить взгляд, — разве что на телеграфных столбах, расставленных по обеим сторонам дороги и гудевших на ветру проводами, словно струнами арфы. Да и сама дорога отличалась от остальной равнины лишь мелкой пылью, вздымавшейся из-под колес тарантаса. Если бы не эта белесоватая лента, раскручивавшаяся насколько хватало глаз, могло показаться, что вокруг — сплошная пустыня.
Михаил Строгов и его спутники помчались по этой степи с еще большей скоростью. Понукаемые ямщиком лошади, не встречая никаких препятствий, стремительно оставляли за собой версту за верстой. Тарантасы неслись прямо к Ишиму, где оба журналиста, если ничто не собьет их с курса, собирались сделать остановку.
От города Ишима Ново-Заимское отделяло около двухсот верст, и если не терять ни минуты, то за следующий день, часам к восьми вечера, их нужно и можно было преодолеть. В представлении ямщиков, их пассажиры если и не были большими вельможами или важными чиновниками, то вполне заслуживали ими быть — хотя бы за щедрость чаевых. И действительно, на следующий день, 23 июля, оба тарантаса находились лишь в тридцати верстах от Ишима.
Неожиданно Михаил Строгов заметил на дороге едва различимый в клубах пыли экипаж, шедший впереди. Так как тарантас везли менее уставшие лошади, бежавшие с большей скоростью, то этот экипаж они должны были вскоре догнать.
Это не был ни тарантас, ни телега, но почтовая карета, густо покрытая пылью и проделавшая, судя по всему, долгий путь. Кучер изо всех сил нахлестывал лошадей, лишь руганью да кнутом удерживая их в темпе галопа. Через Ново-Заимское эта карета явно не проезжала и выбралась на иркутский тракт какой-то кружной дорогой, затерянной в степи.
Когда Михаил Строгов и его спутники заметили эту карету, катившую в Ишим, им в голову пришла одна и та же мысль — обогнать ее и первыми прибьггь на станцию, чтобы прежде всего обеспечить себе свободных лошадей. Одно слово ямщикам — и их тарантасы вскоре поравнялись с выбивавшейся из сил упряжкой почтовой кареты.
Первым нагнал ее Михаил Строгов.
И тут из окна кареты высунулась голова.
Михаил Строгов едва успел взглянуть на нее. И все же, при всей скорости обгона, он явственно услышал слово, произнесенное тоном приказа и обращенное к нему:
— Стойте!
Они не остановились. Скорее наоборот, так что вскоре почтовая карета осталась позади.
И началась дикая скачка, ибо лошади кареты, возбужденные появлением и скоростью обгонявших упряжек, нашли в себе силы продержаться еще несколько минут. Все три повозки исчезли в облаке пыли. Из этого белесого облака раздавалось лишь оглушительное, похожее на стрельбу, щелканье кнута вперемежку с лихим гиканьем и злобной руганью.
Преимущество осталось, однако, за Михаилом Строговым и его спутниками, — преимущество очень важное на тот случай, если бы на станции не хватило свободных лошадей. Найти упряжки для двух повозок могло оказаться смотрителю не под силу — во всяком случае за короткое время.
Спустя полчаса отставшая карета казалась едва заметной точкой на самом краю степи.
Было восемь часов вечера, когда оба тарантаса достигли почтовой станции у въезда в Ингам.
Новости о нашествии становились все более мрачными. Город находился под прямой угрозой передовых отрядов татарского войска, и вот уже два дня как властям пришлось перебраться в Тобольск. В Ишиме не осталось ни одного чиновника, ни одного солдата.
Подъехав к станции, Михаил Строгов немедленно потребовал лошадей.