Михайлов день (Записки очевидца)
Шрифт:
Мама родная, и ради чего я рассказывала о Гарри? В общем, мои миссионерские потуги завершились тут полным крахом.
Поведение Тани было загадкой. В самом деле, как объяснить — безработная, бедствующая мать двоих детей продала своё последнее колечко, чтобы приехать в Оптину, и при этом не желает идти в монастырь? Еле-еле уговорила Таню посетить знаменитую Оптину, но в храм она отказалась зайти:
— А зачем? Молиться Высшему Разуму можно в поле и дома. Или как раньше загоняли людей на партсобрания, так теперь
И так далее, всё в том же духе — «клерикализм», «гетто», «узколобые догмы». Господи, помилуй! Я уже изнемогаю и прошу монастырских насельников помолиться о Тане.
— Да, беда, — вздыхает иеромонах-иконописец. — И ведь за вашу некрещёную Таню даже записку в церкви подать нельзя. Что ж, будем молиться келейно. Помните, что старец Силуан Афонский писал: «Любовь не терпит, чтобы погибла хоть одна душа». Вот и потрудимся во имя любви.
Но не все готовы явить любовь. Послушник Д., бывший комсомольский вожак, говорит в гневе:
— Гнать эту оккультистку метлой из монастыря, чтобы не поганила святую землю!
Наконец, навстречу идёт иеродиакон Илиодор, известный тем, что он привёл к Богу и окрестил сотни, если не тысячи, людей. Отец Илиодор не может иначе — плачет его душа о погибающих людях, не знающих своего Спасителя и Милостивого Отца. Игумен Тихон даже сказал о нём однажды:
— А вот идёт отец Илиодор, наш оптинский Авраам. Он выходит на большую дорогу и ищет, кого бы обратить.
Отец Илиодор тут же устремляется к Тане:
— Ты любишь детей?
— Очень люблю. Я ведь раньше работала психологом в детской больнице.
— Тогда поехали со мною в приют.
Возвращается Таня из приюта уже вечером и рассказывает:
— Сегодня учила деток читать. Знаете, есть такая игровая методика, когда дети очень быстро начинают читать.
На всякий случай, для пап и для мам, расскажу об этой методике. Для начала надо вырезать из картона или бумаги четыре карточки и написать на них какие-нибудь простые слова: мама, папа,
Ваня, Маша. Потом начинается игра в угадайку. Ваня вытаскивает из стопки карточку и радуется, угадав: «Мама». Суть этой методики в том, что наш мозг сразу же опознаёт образ слова, а не считывает его по слогам. Научить читать по буквам гораздо труднее. Ребёнок читает; «Мы-а-мы-а». А на вопрос, что за слово, отвечает: «Мыло». В общем, Таню долго не отпускали из приюта. Число карточек увеличилось уже до двенадцати, а малыши, окрылённые успехами в чтении, упрашивали Таню: «Ещё почитать!»
Перед сном мы долго говорили с Таней о творческих методах обучения детей, уже открытых учёными, но невостребованных на практике.
— Как я соскучилась по своей работе, — говорит она, засыпая, — и как же хочется деткам помочь!
На следующий день Таня опять уезжает с отцом Илиодором. Оказывается, благотворители привезли в монастырь продукты в помощь многодетным семьям и неимущим старикам, и теперь отец Илиодор вместе с Таней развозит их по домам. Старики, конечно, рады продуктам, а ещё больше вниманию. Они одиноки, поговорить не с кем, а потому усиленно приглашают на чай. А за чаем, как водится, идёт беседа.
— Отец Илиодор, — говорит ветеран Великой Отечественной войны, — я сейчас изучаю науку об эволюции и никак не могу понять. Значит, сначала на сушу выползла рыба и стала, допустим, четвероногой собачкой, а потом от обезьяны произошёл человек. Но ни мой дед, ни прадед ни разу не видели, чтобы собачка превратилась в мартышку.
— Человек произошёл от Бога, а не от какой-то там паршивой обезьяны! — парирует иеродиакон.
— Да, но души у человека нет. В организме есть печень, желудок, а души в организме нет.
— Отец, скажи, ты учился в школе?
— А как же.
— Значит, изучал, что есть неодушевлённые предметы и одушевленные. Вот камень неодушевлённый. А ты кто?
— Я одушевлённый! Это от слова «душа»?
Потом эти люди приходят в храм. И дело здесь,
вероятно, не в словах, убедительных или наивных, а в том, что люди чувствуют сердцем — отец Илиодор любит их. Он очень добрый, хотя и выглядит суровым. Вот сидит он за рулём газели, этакий мрачный неулыбчивый армянин, и говорит сердито:
— Искушение. На трассу выехать нельзя — кругом одни пешеходы!
А проехать мимо инвалида или ветхой старушки отец Илиодор не может. Его машина всегда полна людьми. Однажды отец Илиодор сломал ногу. Но как только наложили гипс, он тут же сбежал из больницы, чтобы, как всегда, кому-то помочь.
— Отец Илиодор, — бежали за ним следом медсёстры, — вы без ноги останетесь, у вас сложный перелом!
— Что нога? — сказал иеродиакон. — Нога сгниёт, а душа останется. О душе надо думать, а вы «нога, нога»!
А может, чтобы обратить кого-то, надо иметь эту огненную любовь к Богу и к людям? И тогда любовь обжигает любовью, а от свечи загорается свеча.
Через два дня застаю Таню в храме, где под присмотром отца Илиодора она читает записки на панихиде и молится об усопших.
— Отец Илиодор, — говорю опасливо, — она же некрещёная.
— Сразу после панихиды идём креститься. Так батюшка благословил.
— Да-да, мне срочно надо креститься, — с горячностью подтверждает Татьяна. — Мне батюшка дал на исповеди нательный крестик и иконой благословил.
Слушаю и ушам своим не верю, но всё было именно так. Раба Божия Татьяна крестилась, уверовав в Господа нашего Иисуса Христа. Как свершилось это чудо — земным умом не понять, но всех охватила такая радость, что Таню буквально задарили подарками. В общем, уезжала она домой уже с солидным багажом.
В последний вечер мы сидели с Таней у костра. На дворе уже осень, и надо сжечь палую листву и сухие обрезанные сучья яблонь. Искры взлетают высоко в небо, а Таня рвёт и бросает в огонь свои «академические» учебники по оккультизму. Но мы об этом не говорим. Что слова? Сотрясение воздуха. И ничтожны все земные слова, когда душа пламенеет любовью к Спасителю и, исчезая, сгорает прошлое.