Микенский цикл

Валентинов Андрей

– Аргос! Да какой к ламии Аргос, пень ты!..

– Сам ты пень!

– Радуйся, родина наша далекая!

Хей-я! Хей-я!

Радуйся, Аргос, богами хранимый!

Хей-я! Хей-я!

Днем о тебе вспоминается сладко!

Хей-я! Хей-я!

Ночью лишь ты нам, отечество, снишься!

Хей-я! Хей-я!

– Слышишь, как они радуются, Тидид? Они еще не знают...

– Узнают. Скоро...

* * *

Стыдно признаться, но об Одиссее, коему всей душой

помогать решил, я через пару дней успел подзабыть. Не до рыжего мне было. Да и нам всем тоже. Даже Итака, в честь которой мы назвали наш план, стала существовать как-то отдельно от Лаэртида. И без того хорош остров. Например, в узком проливе между Итакой и Кефаленией можно спрятать десяток пентеконтер – до поры до времени. В общем, подзабыли мы о Любимчике. А напрасно!

Вначале не увидели – услышали.

– Держи! Держи дурака! Уйдет!

Давно уже Калхант-боговидец так не орал!

– Уйдет! Утонет! Бо-о-о-о!..

Кричали у самой пристани. К счастью, мы с Идоменеем были как раз поблизости – все у тех же пентеконтер, которые мы прятать собрались.

– Лови-и-и!

Одиссей Лаэртид был бос и наг. Одиссей Лаэртид нас не слышал. Одиссей Лаэртид нас не видел. Всех остальных, впрочем, тоже. Скрутить мы его смогли, только когда подоспел Протесилай.

...Я так и не понял, откуда они все тут появились. Болтали потом, будто Любимчик из-под земли выскочил – с Калахантом и Протесилаем под мышкой. Из-под земли – или из облачка туманного. Я бы не удивился. И даже если бы узнал, что Лаэртид так через всю Италию босым пробежал, тоже бы не удивился.

– Убью! Убью!

Ну, скрутили. Ну, водичкой побрызгали.

– Убью! Всех убью!

Поглядел я на это горе рыжее...

– Кого убьешь, Лаэртид?

– Вас всех! Пустите! Мне плыть надо! На Итаку!..

И тут только я понял. Для Одиссея все это было всерьез: и женихи, и его соломенная вдовушка. Перестарался Подалирий со своей «психологией». Услыхал новости Любимчик – и на Итаку побежал – босым. Оно бы и посочувствовать парню стоило, да только, как по мне, странно это. Где ж ты раньше был? Целовался с кем?

Ничего мы рыжему не рассказали – не до того ему теперь. Пообещали только, что назавтра всем войском пойдем Пенелопу выручать. Моргнул Лаэртид, удивиться изволил:

– Вы чего, ребята? Вернуться решили?

– Нет, рыжий, – вздохнул я. – Это ты возвращаешься. А мы так, за компанию. С тобой. Родина позвала своих мертвецов.

– ...Мои аргивяне! Мои товарищи и союзники! Гробница доблестных – вся земля. Но сейчас пришла пора нам встать из гробниц. Наша родина, наша Эллада, в смертельной опасности. Несколько дней назад мы получили весть, что дорийцы, северные варвары, захватили Афины, сжигают Беотию и Фокиду, прорвали укрепления на Истме и сейчас уже подходят к Микенам. Войска ванакта микенского разбиты. Вождь дорийцев, Гилл Гераклид, поклялся, что не пощадит ни одного города, ни одного эллина...

– А почему дорийцы ?

– За ними будущее, дядя Диомед! Ахейцы – закат, они – восход.

Красиво говорит Гилл, сын Геракла. Заслушаешься!

– Да ты, дядя, на города наши посмотри! Ну, Калидон ладно, маленький он. А Микены, а Спарта, да и Аргос? Басилей и даматы с теретами в сидонских фаросах и

критских накидках разгуливают, благовониями натираются, а люди в землянках живут, как звери!

– А мы все возьмем, а мы все поделим, – смеюсь я. – Тебе полфароса, мне полнакидки.

– Да не делить надо! – горячится Гилл. – Просто люди не должны голодать, потому что тогда страна слабеет, ее кто угодно голыми руками возьмет! Кто такую страну защищать станет? Басилей на колеснице один, а у пастухов только палки и топоры каменные! У дорийцев добычу поровну делят. У дорийцев голодных нет, у них соплеменников не обращают в рабство, не продают за море. И еще у них – железо. Представляешь, дядя Диомед, железные мечи! А их дикарями считают!

Горячится Гилл, сын великого Геракла, стучит-скрипит старая колесница. Далеко стук слышен!

– Меня отец с детства к ним посылал, к дорийцам. Говорит, учись у них, своим там стань. Меня уже и во фратрию приняли, и в святилище пускают. Они отца очень любят!

Нет мира в Ахайе! Аргос против Фив, Микены против Аргоса, Мегары против Афин... А на севере дорийцы с железными мечами. Да не сами – с сыном Геракла Амфитрионида. Вот возьмут и выберут через пару лет Гераклида вождем. И что тогда ? Тут уже не о микенском престоле речь пойдет!

Ты был прав, Гилл, сын дяди Геракла, мой бывший брат. Мы, ахейцы, – закат. Но за нами, последними, не восход, за нами – безвидная тьма, черная ночь.

Ты – ночь, Гилл Дориец!

– ...Аргивяне! Друзья! Мы будем воевать не за добычу, не за власть. Если дорийцы победят, никому уже не будет нужна добыча. Эллада сама станет добычей – под варварской пятой, под чужой властью!..

– ...Веди нас, Диомед! Веди нас, ванакт! Эллада! Эллада! Эллада!..

– ...По местам стоять, якоря выбрать, гистоны и долоны поднять, весла на воду!..

– Вспомним Скамандра желтые воды! Желтые воды – красные воды. Меди троянской блеск нестерпимый. Мы не вернулись! Мы не вернулись! У Ройтейона нас убивали. В травах Фимбрийских нас хоронили. Пепел наш смешан с пылью Троады. Только мы встанем! Только мы встанем! Жди нас, Ахайя, жди нас, Эллада! Мертвых детей, о тебе не забывших. Ты позови – мы придем из Аида! Вместе мы живы! Вместе мы живы!

Мертвецы возвращались из-под Трои. И сладкой была для нас первая горсть родной земли.

* * *

– Э-э, Диомед, сынок! Радуйся, Диомед, сынок!

– Дядя Андремон! Дядя Андремон! Плевронское поле, сотни костров, знакомое ржание невысоких гривастых коней, знакомый бронзовый клич:

– Кур-р-р-р-р! Кур-р-р-р-р!

– Дай хоть посмотрю на тебя, дядя! ...Эх! Постарел ты, Андремон, басилей Куретии Заречной. Седой уже весь!

– Брат Диомед! Ты что, из Океана вынырнул, брат Диомед? Ну, радуйся, брат!