Мили ниоткуда (Кругосветное путешествие на велосипеде)

Сэвидж Барбара

Дождь лил весь день напролёт, он сопровождал нас всю дорогу до самого терминала в Альхесирас. На пароме мы с удовольствием натянули сухую одежду, выжав своё мокрое барахлишко. Мы были единственными велосипедистами на борту.

Сеута, город-порт беспошлинной торговли, до сих пор находящийся под контролем Испании, показался нам шумным и суетным. Докеры-испанцы направили нас в самое дешёвое ночлежное заведение — прямиком под навес станции паромной переправы. Мы провели велосипеды по цементной площадке, позади рядов спящих тел — молодых путешественников из Европы, которые, как и мы, только что прибыли на пароме из Альхесирас либо ожидали отплытия в Испанию первым утренним рейсом. Прислонив велосипед к стене, я живописно развесила свои мокрые вещи на крутых рожках руля и багажных корзинках, пожелав им высохнуть за ночь. Затем мы разостлали маты на холодном, влажном цементном

полу и втиснули в спальники грязные, потные тела. Не мылись уже два дня. Ларри засунул все наши ценности на самое дно спальника, себе под пятки, и мы провалились в сон.

Утром мы первым делом устремились в общественный душ на автостоянке возле станции, затем, разменяв деньги, загрузились провизией: рисом, цветной капустой, хлебом, яйцами, присовокупив ко всему два фунта сыра. Ларри долго рыскал в поисках карты Марокко, но даже самые дешёвые «образчики» стоили никак не меньше пяти долларов; в конце концов он взял и запомнил дорогу в Фес. Всё просто, главное — не съезжать с шоссе, ведущего на юг. Мы-то наивно полагали, что все развилки, как водится, будут отмечены знаками-указателями.

После полудня, 14 апреля, потратив два часа на заполнение анкет и бесполезное «отстаивание» на границе, мы с Ларри въехали на территорию Марокко. Оставив за спиной современную цивилизацию, мы ринулись в объятия прошлого. Пара крепких ног да ишак были здесь самыми обычными средствами передвижения, и не шоссе, а всхолмлённая округа сама по себе служила главной «транзитной магистралью».

Никакого столпотворения экономичных малолитражек. Никаких «тойот», «датсунов» или «фиатов», столь обычных для дорог цивилизованного мира. Автомобили были лишь у богатых, причём неизменно «мерседесы». Изредка нас с урчанием и грохотом настигало изрядно спрессованное скопище людей, коробок, живности и корзин, трясущееся в одном из многочисленных в этой стране ветхих, жалобно стенавших общественных автобусов.

Несмотря на то что добрых двадцать пять миль от границы до Тетуана, первого города на южном направлении, были почти пустынны, по всей округе в этой сельской глуши медленно ползли фигурки кочевников. По склонам холмов в беспорядке рассыпались едва семенившие ножками живые курганы одежд: юбки до земли, блузки, свитера, шарфы и шали, увенчанные гигантскими пляжными полотенцами. При ближайшем рассмотрении ходячие вороха тряпья оказались марокканскими женщинами. Пляжные полотенца, обмотанные вокруг головы и заколотые под подбородком, служили им чем-то вроде чадры. Лишь кисти рук да узкая полоска лица — крохотные островки живой плоти тамошних крестьянок, открытые для постороннего глаза. Марокканские арабки кочевали с необъятными тюками за спиной, вмещавшими едва ли не всё их имущество. Дамы всегда брели пешком, тогда как представители сильного пола частенько трусили на осликах. Женщины лишь изредка искоса бросали на нас робкие взгляды, мужчины же в бурнусах — длинных свободных плащах из плотной шерстяной материи, с капюшоном, в остроносых туфлях-шлёпанцах выглядывали из-под надвинутых на лоб капюшонов и, улыбаясь, приветствовали нас.

По одну сторону дороги раскинулись пустынные песчаные белые пляжи и прозрачно-голубое Средиземное море. По другую — тянулись зелёные холмы с редко стоящими деревьями и одиночными скалами. Поражало полное отсутствие всякого мусора. Сельские жители были слишком бедны, чтобы позволить себе роскошь выбрасывать то, что нам казалось негодным хламом. То немногое, что всё же вышвыривалось за ненадобностью, в основном апельсиновая кожура, немедленно с жадностью подъедали трусившие мимо ишаки.

Полагая, что марокканцы вряд ли уступят в нахальстве испанцам, ещё на подступах к Тетуану я мысленно приготовилась к буре свиста и крика, к похотливым взглядам, которыми так часто встречали меня на юге Испании. Однако я была приятно удивлена. Местные джентльмены кивали мне с доброжелательной улыбкой, мальчишки-подростки, все как один, выкрикивали вежливое: «Бонжур, мадам! Бонжур, месье». После чего, шустро лопоча на непонятном для нас французском, они жестами выражали свою радость по поводу того, что мы почтили велопробегом их страну.

Мы всё ещё надеялись разжиться картой, но все магазины Тетуана, как назло, оказались закрыты. Полисмен объяснил нам, что в Марокко, точно так же как и в Испании, магазины «отдыхают» с двух до пяти. Он указал нам, как кратчайшим путём выбраться из города через центр и вновь вернуться на шоссе.

В пяти милях от города нам приглянулось абсолютно безлюдное местечко, где можно было спокойно перекусить и облегчиться. Пока мы осторожно съезжали с дороги и пробирались среди камней и

кустарников, кругом не было ни души, но едва только я облюбовала укромный уголок в кольце колючих кустарников, едва примостилась на корточках, как окрестные склоны холмов внезапно ожили. До меня донеслись человеческие голоса, перекликающиеся через узкие долинки, и в тот же миг сами люди «материализовались» вокруг нас: мужчины в просторных, длиннополых бурнусах. Уразумев, что я тут делаю, они сохранили почтительную дистанцию, таращась на нас сверху вниз, с макушек невысоких холмов. Но когда мы покатили прочь от того места, они спустились на пятачок, где мы только что отдыхали, и обшарили его в надежде наткнуться на любую оставленную нами мелочь.

В этот день у меня распухли и мучительно ныли колени. Такое со мной уже случалось. Поболят день-другой, а затем утром проснусь — боли как не бывало, а колени — как новенькие весь следующий месяц. Именно из-за моих коленей мы и начали переход через Риф, строго на юг от Тетуана, на малой скорости — достаточно малой, чтобы стать объектом нападения. Надо сказать, что на горных склонах то тут, то там мелькали стайки арабчат, пасущих овец, коз и стерегущих посевы, и эти ребятишки были, несомненно, самыми большими шустриками и лучшими бегунами на свете. Стоило им заметить нас, медленно штурмующих кручи, как в тот же миг, побросав все дела, они срывались с места и устремлялись к нам. Воздух взрывался визгом восторга, пока детвора, прыгая вверх и вниз по склонам, лавиной неслась по полям, через камни, на дорогу. Мальчишки в мешковатых штанишках и развевающихся рубашонках, девчонки в длинных юбках, просторных блузках, шарфах, увешанные побрякушками.

Каждый из шкуры вон лез, стараясь добраться до нас первым, чтобы, опередив остальных, ломающимся голоском поклянчить вожделенную сигарету. Сигареты — вот что им всем было нужно. «Сигарету! Сигарету! Сигарету!» — монотонное скандирование добежавших первыми перерастало в оглушительный рёв по мере того, как прибывали остальные.

Когда же маленькие попрошайки обнаруживали, что сигарет у нас нет, они вели себя, что называется, сообразно обстоятельствам. Если мы медленно ползли в гору, они, окружив нас плотной толпой, возбуждённо молотили ладошками по велосипедам. Обычно одного строгого громкого «нет» хватало, чтобы заставить их броситься врассыпную. Если же мы на хорошей скорости неслись под гору и нам удавалось всё время оставаться за пределами досягаемости, неутомимые детки либо гурьбой преследовали нас не менее полумили, прежде чем бросить это бесполезное занятие, либо швыряли в нас всем, что было под рукой, точнее, тем, что могла удержать и метнуть детская ручонка — камнями, палками, мотыгами или топориками — когда мы со свистом проносились мимо. Они никогда не метили прямо в нас, и все «снаряды» заведомо посылались «в молоко». Правда, иногда кто-нибудь заходил уж слишком далеко.

Как-то раз один малец на ходу выхватил бутыль для воды прямо из-за спины Ларри. Остановившись, Ларри спешился и с грозным видом двинулся назад к приотставшему было мальчишке. Почуяв, что дело принимает скверный оборот, старший брат виновного вырвал бутыль из рук воришки и вернул её Ларри, попутно отвесив братцу звонкую оплеуху, после чего вся ватага, в молчании застыв на месте, проводила нас смиренными взглядами.

Но не прошло и десяти минут, как нас толпой облепили подростки, когда мы медленно, дюйм за дюймом, ползли в гору, преодолевая особенно крутой подъём. Когда вся шайка сгрудилась вокруг нас, самые отчаянные схватили нас за руки и за ноги, в то время как остальные пытались выдернуть из-под нас велосипеды. Мы с Ларри раздали несколько тумаков, надеясь охолонить разбойников, но тщетно: они продолжали нас держать. В тот самый миг, когда мы уже приготовились расцеловаться с асфальтом, из-за вершины горы вывернул новёхонький сияющий «мерседес». С одного взгляда оценив происходящее, водитель рванул машину прямо на нас. Заскрежетали тормоза, из салона выскочили двое марокканцев в европейских костюмах. Разогнав юных бандитов, они жестом скомандовали нам поскорее уносить ноги, однако в трёх милях от злополучного места мы опять угодили в окружение.

Так уж вышло, что весь день, через каждые три-четыре мили, всю дорогу в Фес, нас неотступно преследовали ватаги маленьких попрошаек, невероятно охочих до сигарет. И если юные горцы жаждали сигарет, то взрослые мужчины стремились сбыть нам гашиш. В горах Риф марокканцы выращивают коноплю, а благодатная нива, как водится, щедро дарит их гашишем. Всякий раз, когда нам случалось проезжать мимо скопления домов из плитняка, местные коммерсанты пулей вылетали на улицу и гнались за нами с внушительными брусками гашиша в руках.