МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 4
Шрифт:
Там темно тоже, но фонарь с улицы освещает хорошо через окно, всё как тогда в 90-м, только тогда у нас не было корзинки с ребёнком…
– Лёня… – я села на край тахты. – Лёнь, ты спишь?
– Пришла всё же… Я пьяный, противный… – он повернулся ко мне.
– Ну… я не пьяная, но противная тоже, – я улыбаюсь, не знаю, видит он мою улыбку в полумраке, я его – вижу… – возьмёшь?
– Придётся, уступаю принуждению, – тихо смеётся Лёня, поднимаясь ко мне сразу весь с руками своими нежными, губами…
И мы вернулись всё же в рай всегда
Но ехать в Москву приходится, а там воздух уже пахнет осенью и остужает ноздри по утрам…
Глава 2. Соперники
Я знал, что Лёля должна приехать в Москву в середине августа. Она не звонила, я стал думать, не позвонить ли мне самому. Так я и сделал, конечно, но, что я получил? Ясно, что ничего, она не ответила. Телефон просто был отключен. Рожать ей на рубеже месяцев, время ещё было. Но я всё же начал нервничать: а не могла ли Лёля сбежать от меня?
Но эту мысль я отмёл. Лёля, как и её ненаглядный Лёня, не была ни хитрой, ни подлой. С такими людьми и легко и тяжело именно потому, что они не лгут, но не прощают и чужой лжи, они не всаживают нож вам в спину, но втыкая в них, попадаешь в себя.
Тогда почему её нет? Или не приехали ещё?.. Интересоваться у профессора Легостаева – было выше моих сил.
Лёля позвонила сама, двадцать седьмого августа утром.
– Это я, Игорь, здравствуй! Ты не занят сегодня?
Было восемь утра, и она подняла меня с постели, в которую я лёг в четыре. Но Лёля всегда звонит мне, когда считает нужным. Не обращая внимания на время суток, может быть, потому что знает, что с утра меня ни в каком офисе не ждут. А может быть, потому что уверена, что её звонок всегда кстати?
Конечно, она уверена на мой счёт… Хорошо это? Не знаю. Но я знаю, что мне приятно, что она относится ко мне как к человеку, с которым можно не церемониться. Так относятся только к самым близким людям. Поэтому я ответил:
– Для тебя я не занят никогда. Наконец-то звонишь, где ты была столько времени?
– Я расскажу, всё расскажу, Игорёчек! – сказала Лёля, мне показалась, что она улыбается. – Когда можно приехать к тебе?
– Приедешь ко мне? – это уже что-то необыкновенное за последние полгода с тех пор как она ушла всё же к мужу опять. – Да хоть сейчас.
– Кому ты звонишь? – Лёня увидел, как я отключила телефон. – Ему?
– Да, Игорю, – ответила я…
…Мы приехали вчера утром, не застав дома Кирилла, которого не предупреждали о приезде. Позвонить возможности не было, да и я не хотела, чтобы он нервничал в ожидании нас троих. Он не может не нервничать, он знает, что родился Митя. Поэтому, когда мы приехали на вокзал, отправились на «Сушу» на такси, вымылись и отдохнули, устроили Митю в кроватке. То ли укачанный в поезде, то ли просто это перемещение в пространстве было испытанием для такого маленького ребёнка, но Митюша спал и прерывался
Кирилл возвращаться с работы не спешил, если обычно он приходил в пять-шесть часов, если не было никаких совещаний или симпозиумов или подобных мероприятий, которыми пестрило его расписание. Когда он не пришёл в половине седьмого, я решила позвонить ему.
Боже, все Боги Олимпа и всех прочих небесных сфер, что я испытал, услышав этот голос! Нежный милый Лёлин голос! Сразу все дни, эти недели, а получилось почти шесть недель, все эти тридцать девять дней, что я провёл один, без неё, без Алёши предстали как потерянные впустую из моей жизни.
Потому что даже работа не ладилась у меня без них. Мысли не шли, залипая друг с другом в конгломераты из которых я не мог вытянуть ни одной путеводной нити. А то, что делалось в моей жизни помимо работы, вообще вызывало во мне только отвращение. Я будто гнался за самыми низкими удовольствиями, стараясь заставить себя не думать, не чувствовать. Разлука с Лёлей стала даваться мне всё труднее. И с Алёшей. Сын стал настолько близок мне, как я не мог и предполагать. Сильнее я люблю только Лёлю.
И вот я слышу Лёлин голос, больше того, я понимаю, что она звонит из Москвы, и говорит, что они приехали, что ждут меня дома. Я понёсся домой на «Сушу» так быстро, как только мог. Мымроновна изумлённо смерила меня взглядом, когда меня вынесло из моего кабинета и я, кивнув ей, сказал, чтобы она проследила, чтобы всё заперли, как положено.
– Что с тобой, бежишь как за Нобелевской премией, – хмыкнула она.
– Думаю, в Швецию я бы меньше спешил. Алёшка приехал!
– Надо же какой любящий папаша оказался! – услышал я спиной, потому что уже спускался по лестнице.
Лёля открыла мне. Я не мог не обнять её, оторвав от пола, прижимая к себе, такую тоненькую, такую лёгкую, душистую и гибкую, как цветок… Она такой и была или я так соскучился, что она видится и ощущается прекраснее, чем всегда? Или это от того, что я пытаюсь всё время заменить её кем-то?
– Э-э, мне это не очень нравится! – полушутя полусерьёзно сказал Алёша, тоже выходя в переднюю. Я отпустил Лёлю, чтобы обнять сына.
– Ну, наконец-то, с ума можно сойти, вас дожидаясь, черти! – воскликнул я, чувствуя, как радостные слёзы просятся из-под век, не хватало ещё расплакаться как старый склеротик… – Что же вы… где малыш? Митя?
Они улыбаются одинаковой улыбкой, улыбкой одной на двоих:
– Митя.
И маячат, зовут в комнату, их новую комнату, куда невыносимо было заходить без них…
Боже мой… В прелестной белой кроватке без одеялец, в комбинезончике из серо-голубого велюра, совсем крошечный малыш, неправдоподобно маленький и настолько же неправдоподобно красивый, будто это не человеческий младенец, а чудный ангел…
– Боже, Лёля… – прошептал я. И вдруг я понимаю, что он не просто прекрасен, но что его личико знакомо мне – он похож не маленького Алёшу…