Миллион лун
Шрифт:
Я удивленно присвистнул:
— У вас, господа, видеокамеры по всей гостинице?
Кристи, сидевшая за дежурным столиком, засмеялась:
— У нас, Артем, опыт работы, — сказала она, — а еще Сьерра только что позвонила и предупредила, что ты прибежишь за заказом. Сильно возмущалась по поводу того, что ей подсунули стажера. Пришлось пообещать, что ты отлично справишься, и все пройдет без эксцессов. Кажется, ты ей пришелся по нраву.
— Не понимаю, — признался я.
— Если бы Сьерра решила, что ты слишком плох для ее особы,
— А ты уже закончила… сканирование местности?
— Увы и ах, — развела руками Кристи, — ни одного нужного нам призрака, и ни одного постороннего человека в гостинице. Как будто все в норме. Хотя дыр в Ничто становится больше. За последний час я обнаружила еще четыре штуки. Один клиент со второго этажа жаловался, что дыра возникла прямо в ванной. Уже съехал. Пришлось вернуть задаток.
— Теряем клиентов, — сказал Толик, — а если ты будешь стоять здесь с подносом, то потеряем еще одного.
— Намек понял.
Помню, что бежал я весьма быстро. И все равно не успел. Сьерра поджидала меня на пороге, одетая в длинное черное платье с открытым верхом и глубоким вырезом, приковывающим взгляд в прямом и переносном смысле.
— Мне пора уходить, — сухо сказала она, едва я приблизился, — чай и булочки можешь оставить в номере. Карту метро взял? Ну, хоть что-то. Надеюсь, впредь, Артем, ты будешь более расторопен. Дверь открыта, поставьте поднос на столик.
И Сьерра пошла по коридору походкой полноправного начальника гостиницы. Да, что там начальника — президента России. Межпланетного правителя всех цивилизованных миров. Впрочем, я все равно не мог отвести от нее взгляда. Вот вам и инопланетная особа. «И он воспылал внеземной любовью к прекраснейшей марсианке, явившейся из ниоткуда и ушедшей в никуда…» Кто это сказал? Кажется, Брэдбери.
Нарушил общее впечатление никто иной, как профессор Беттон собственной персоной. Едва Сьерра скрылась за поворотом, коридор третьего этажа сотряс грохот, и всего в нескольких метрах от меня возникло большое розовое облако. Кажется, я уже начал привыкать к подобным явлениям, но все равно сделал пару шагов назад. В первую очередь, я заботился о подносе с чаем и булочками.
От профессора я ожидал чего угодно. Странная он все-таки личность. Появляется, где хочет, несет всякую чушь. Конечно, ему по работе положено, но все же…
Беттон выглядел, как и всегда, не совсем комфортно, Его волосы топорщились в стороны, большие очки свисали с носа на длинных душках, пиджак оказался расстегнут на две пуговки, а левая штанина самым неприличным образом забилась в ботинок. Я даже разглядел носок в красно-белую полоску.
Но хуже всего было то, что профессор Беттон загадочно улыбался. Ох, не понравилась мне его улыбка.
Стряхнув розовую пыль с пальцев, профессор прилизал волосы, поправил очки и, наконец, увидел меня.
— А, мой молодой попиратель законов! —
— Это вы что здесь делаете? — поинтересовался я в ответ.
Беттон не ответил. Взгляд его затуманился и переместился куда-то за мою спину. Я обернулся. За моей спиной располагалось окно на улицу, с прозрачными занавесками. В левом углу окна расплылось маленькое, едва заметное, пятнышко в Ничто.
— Слышал, у вас возник Парадокс! — сказал Беттон, — Игнат Викторович сетовал. Вроде, даже каких-то специальных помощников приглашать собрался.
— А вам-то что? — я был дерзок, и виной всему остывающий чай.
— Так это же целая диссертация! — оживился Беттон, — новая глава в моих изучениях! Я, как только услышал, сразу решил окунуться в проблему с головой. Так сказать, посвятить всего себя. И, знаете, я уже достаточно глубоко продвинулся!
Беттон перешел на шепот, и очки его слегка запотели от возбуждения:
— Я готов обратить в прах всевозможные утверждения, что за пределами Вселенной нет ничего живого! Якобы, так одна только Пустота. Ничто. Небытие. Это самый главный парадокс, который не дает мне уснуть, который, у-у-у, будоражит мои конечности, заставляет дрожать кончики моих пальцев!
Словно в доказательство, Беттон продемонстрировал мне кончики своих пальцев. На них оставались следы розового порошка.
— Я очень тщательно прописал теорию о возникновении жизни за краем Вселенной. Не хватало нескольких маленьких уточнений. И, знаете, ваш парадокс с дырами в Ничто возник в очень удачное время. Если мне удастся доказать некоторые необратимые истины, подтвердить одну Чушь и прописать в теории новый Парадокс, то я не оставлю камня на камне от некоторых выскочек, которые смеют считать себя такими же великими учеными, как и я.
От скромности профессор Беттон явно не страдал. Он оборвался на полуслове, вновь накинул на лицо маску загадочности и таинственности. А потом сказал:
— Но об этом, дорогой мой выскочка, вы сможете узнать через два дня, в актовом зале. Там соберутся видные ученые со всей Вселенной. Там вы и поймете свою ничтожность по сравнению с прогрессивными умами человечества! А пока до скорой встречи и удачи.
Профессор взмахнул руками, вокруг него взвилось розовое облако, раздался грохот, от которого мелко задрожали стены, и Беттон исчез.
Чай я все-таки немного разлил.
Дверь одного из гостиничных номеров с треском распахнулась. В дверном проеме показалось большое фиолетовое лицо с круглыми глазами на длинных стебельках, приплюснутым носом и пухлыми черными губами. Потянуло острым чесночным запахом.
— Что творится! — завопило лицо женским голосом, — отдохнуть не дают! Безобразие! Бахают! Бумкают! Дзинькают! Как можно спокойно собираться в город в таких условиях?
Глаза на стебельках медленно и неотвратимо повернулись в мою сторону.