Миллион миллионов, или За колёсиком
Шрифт:
Да что он об Аскольде, о чужом сыне? С его-то собственным сыном — что? Не умея ответить на этот вопрос и чувствуя себя поэтому полным идиотом, Мхов с беспокойством ощущает, как в нем злою опухолью надувается враждебность к Алексею словно к какой-то чужой, опасной и непонятной материи.
— Приехали, Кирилл Олегович, — Аскольд останавливается у ворот его дома.
— Спасибо, Аскольд. Семёну и деду привет передавай.
— А их нету. Отец с матерью в городе зависли, дела… а дед второй
— Теперь понятно, — усмехается Мхов, кивая на «заек». — Тогда удачи.
— Постараюсь, — надувается Аскольд. — Марии Петровне привет.
— Хорошо. А Виннипег в Канаде, — говорит Мхов, захлопывая за собой дверцу автомобиля.
— Не один хрен?
«Аскольдова могила» отъезжает, заворачивает за угол. Мхов достаёт из кармана пульт автоматического открывания ворот, жмет на кнопку. Тяжёлые металлические створы медленно разъезжаются и так же неспешно смыкаются уже за спиной у Мхова.
— При-иве-ет, — жена, одетая в ветровку поверх тёплого свитера, машет рукой из ротонды. — А мы тут с Надюшей вот…
Ясно-понятно. Посиживают с соседкой Надькой из дома напротив, дуют «Мэйфлауэр», согреваются.
— Добрый вечер, — здоровается Мхов, рассеянно целует Марию в щёку.
— Налить? — жена кивает в сторону полупустой бутылки с коньяком.
— Не-а, — Мхов отрицательно мотает головой. — Где Алексей?
— В доме.
— Давно?
— Минут десять как. Говорит, на роликах катался по посёлку.
По посёлку, стало быть. Ладно.
— Ой, а что это ты без машины? — замечает, наконец, Мария. — За воротами оставил? Уезжаешь что ли на ночь глядя?
Мхов отзывает жену в сторону:
— Маш, ты проводи Надежду.
— Зачем это?
— Так надо.
Жена, надувшись, идёт в ротонду, шепчется с соседкой. Та поднимается, дамы выпивают на посошок, закусывают яблоком. Мария провожает Надежду до ворот, отпирает калитку, выпускает гостью.
— Мхов, я не поняла, ты ж на «пятисотом» уезжал, — говорит она, возвратясь. — Ой, а где это ты оцарапался, — и тянется к его щеке.
— Машина в овраге у поворота. Вылетел с трассы, — спокойно говорит Мхов.
— Ай, — жена в испуге прижимает ладони к щекам.
— Алёшка выскочил на дорогу прямо передо мной. Я и…
— Ай!
— Да кончай ты айкать. Говоришь, он за десять минут до меня появился?
— Примерно. Ничего не сказал. Говорит, по посёлку катался. Как же это? Ничего не понимаю.
— Я сам не понимаю, — Мхов устало глядит на жену. — У тебя телефон с собой?
Мария достаёт из кармана ветровки свой мобильный, протягивает мужу. Мхов набирает номер.
— Пётр Арсеньич, это я. Да. Тут такое дело, не справился с управлением.
Мхов возвращает жене трубку.
— Надо с Лёшкой разговаривать, — глухо произносит он. — Сил нет.
— Пойдём вместе, — Мария берёт его под руку.
— Я сам.
— Господи, что же это такое творится? — тяжело вздыхает жена и идет вслед за ним к дому.
В спальню сына на третьем этаже Мхов входит без стука. Раньше он не позволял себе этого никогда, но теперь, похоже, всё поменялось. Алексей сидит перед компьютером, вглядывается в раскрытое окно какого-то чата. Он быстро оборачивается, недоумённо-насторожённо смотрит на отца.
Мхов застывает в дверях, ему трудно сделать шаг, он физически чувствует действие неведомой взаимоотталкивающей силы, вставшей между ним и сыном.
— Зачем ты выскочил на дорогу? — недолго думая, спрашивает он.
— На какую дорогу? — в глазах Алексея лёгкая паника.
— Что ты вообще там делал?
— Где?
Мхов понимает, что он снова в тупике, как тогда, при попытке разговора о случае с собакой, и еле сдерживается, чтобы не заорать что-нибудь грубое, непотребное.
— Лёш, — говорит он, ещё на что-то надеясь, как можно тише, — в той машине был я.
— В какой машине? — угрюмо спрашивает сын.
У Мхова темнеет в глазах, он знает, что надо уходить, но продолжает говорить, срываясь на шёпот:
— В той машине… которая из-за тебя… из-за тебя улетела в овраг… — и вдруг кричит так, что у самого закладывает уши, — в машине! в которой я! я ехал! в которой я! я чуть насмерть не разбился! гадёныш!
И, почти задохнувшись, заходится в кашле.
— Уйди-и-и-и! уйди-и-и-и! уйди-и-и-и! — вдруг тонко кричит сын, но Мхов уже и сам выскакивает вон, страшно грохнув дверью.
Жена стоит напротив, у двери в спальню дочери. Её губы некрасиво трясутся, она плачет.
Мхов беспомощно разводит руками.
— Я не знаю, что делать.
Мария горестно кивает в ответ.
— Я во дворе немного побуду, — говорит Мхов.
И уже с лестницы, вспомнив:
— Маш! Тебе от Аскольда привет!
Недопитая бутылка коньяка стоит на столе в ротонде. Мхов выливает всё до капли в большой стакан и пьет залпом, большими глотками. Алкоголь быстро разжижает мозги, становится легче. Из-за дома слышится веселый смех вперемешку с немецкой речью. «Пойти развеяться, — думает Мхов, — немцы ребята весёлые».