Миллион открытых дверей
Шрифт:
Тут я вдруг понял, что отбыл с Уилсона впопыхах и даже не успел сказать Маркабру о том, что произошло и куда я направляюсь. Я набросал маленькое сообщение для него, подчеркнув, как это романтично — ускакать на другую планету, и назвав каледонскую культуру бескультурной.
Вечер Второго Света я употребил на прогулку с лютней, украл в саду пару яблок и старательно пытался свыкнуться с прямоугольными подробностями пейзажа. Когда солнце село за Оптимальными горами, я уже знал, что у наиболее далекой горной цепи названия не было, потому что там никто никогда не бывал, но местные жители в шутку окрестили их «Пессимальными» — у меня уже имелись заготовки двух новых песен,
Домой я вернулся тогда, когда стремительно подступала Вторая Тьма. После ужина я быстро и крепко уснул, а проснулся, чувствуя себя виноватым в том, что совершенно не думаю о Гарсенде.
Глава 2
Утром нас ожидали новые назначения. Аймерику с Брюсом было поручено снова заняться сбором яблок. Биерис предстояло сесть за пульт маленького автокара и развезти пропитание овцам Брюса, составлявшим часть местного поголовья.
А на мою долю выпала уборка коровника.
Зловредный компьютер радостно оповестил меня о том, что данная работа рассчитана на двенадцать часов, поэтому я могу посвятить ей свои оставшиеся три смены в должности наемного рабочего на ферме Брюса.
Отработав первые четыре часа в качестве экскаватора, я просто стонал от изнеможения. Кроме того, до этого дня я как-то не удосужился заметить, что на Нансене сила притяжения чуть больше чем на восемь процентов выше, чем на Уилсоне. Но тут каждая лопата с навозом весом в три килограмма весила почти на четверть килограмма больше, а каждые тридцать килограммов того же навоза, наваленного на тачку, весили тридцать два килограмма четыреста граммов, так что к концу смены я очень даже хорошо ощущал все эти лишние граммы. Несколько часов у меня ушло на то, чтобы привыкнуть к новым соотношениям между инерцией и весом, поэтому в течение первого часа содержимое лопаты я время от времени швырял в стену вместо тачки, а оно, будь оно трижды неладно, отлетало от стены и попадало на мою одежду. Еще час я потратил на то, чтобы научиться предотвращать недолет навоза до тачки, иначе он падал мне на ботинки.
Я написал еще два письма Маркабру. В первом я поведал ему о симпатичном местном обычае возрождения древнего насильственного труда, а во втором — о своем открытии, суть которого заключалась в том, что за последние пятьдесят лет восемнадцать миллионов обитателей Каледонии произвели на свет девятнадцать романов, около тысячи опусов светской музыки (причем все это были сольные инструментальные пьесы, а почему — оставалось только гадать) и двести шестьдесят два общественных здания, спроектированных людьми, из них тринадцать спроектировал Брюс. Просмотрев фотографии этих построек, я пришел к выводу, что в некотором роде Брюс действительно архитектор — по здешним меркам. Затем я добавил:
И все же я воодушевлен, поскольку за это же самое время каледонцы отслужили около семидесяти миллионов месс и сочинили сто тысяч гимнов. Маркабру, когда я вернусь — быть может, мне повезет, и я застану хотя бы последний месяц правления Исо, — я буду тебе весьма признателен, если ты уделишь мне трое суток, в течение которых мы с тобой будем непрестанно повторять: «А теперь не делай ничего неразумного». Если я еще сумею двигать ногами после того, как буду здесь все время грузить навоз, из меня получится просто идеальный Риголетто, а судя по тому, как ноют у меня плечи, оно так и будет. Брюс уверяет меня в том, что скоро я перестану жаловаться.
Брюс меня обманул. Когда прошло еще двое суток и мы собрались в Утилитопию, у меня по-прежнему ныли не только плечи. Может быть, из-за того, что он так за меня переживал, он предложил мне обучить меня водить «кота». Я с радостью согласился.
Когда мы рядом сели за руль, он сказал:
— С этими рычагами не так-то просто управиться. Ты уверен, что хочешь научиться?
— Что угодно, только бы не возиться с дерьмом.
— Ха, — сказал Аймерик, с удобством усевшийся позади. — Ты — официальный помощник правительственного экономиста. Можешь считать, что ты еще и не начинал возиться с дерьмом.
— Всякий, кто не видит разницы между образными высказываниями и буквальными, никогда не занимался тем, что обозначено буквальными высказываниями, — гордо ответил я.
Следуя указаниям Брюса, я потянул за рычаг подъема.
«Кот» приподнялся на пару сантиметров. Поршни выдвинули гусеницы.
— Почему же не занимался? — возмутился Аймерик. — Очень даже занимался. Только этим и занимался — подростком, в столовой в Утилитопии. Мой отец считал, что это — отличная подготовка к будущей политической карьере. Это очень престижно — иметь в анамнезе грубую физическую работу. Господи, как я его ненавидел!
— А он еще… — начала Биерис.
— Да, — не дал ей договорить Аймерик. — Он — председатель Совета Рационализаторов. — Здесь это примерно то же самое, что у нас — премьер-министр.
Брюс заканчивал проверку исправности систем. Как только по голографическому кубику, на который он внимательно смотрел, пробежала последняя зеленая волна, он спросил:
— А ты не звонил ему вчера вечером, Аймерик?
— Он знает, где я. И кто я такой. Он сам может мне позвонить. Если захочет.
Брюс сделал вид, что ничего не слышал, повернул голову ко мне и сказал:
— А теперь постарайся запомнить: правая педаль — скорость, левая — тормоз, правый рычаг управляет правой гусеницей, левый — левой гусеницей. Кнопка наверху левого рычага уравнивает угол поворота обеих гусениц, кнопка наверху левого — фиксирует их в положении, при котором они развернуты на полградуса внутрь. Нажав дважды на педаль скорости, ты выводишь ее в постоянный режим, нажав трижды, Даешь постоянную нагрузку, а потом можешь убрать ногу с педали, если тебе не понадобится непосредственно управлять скоростью или задать другие ее параметры. Как только твоя нога коснется педали, ты получишь прежнюю скорость. И не бойся! На протяжении двадцати пяти километров тебе не попадется по дороге ничего такого, во что можно было бы врезаться и откуда можно было сверзиться. На ровной дороге гусеницы держи параллельно, на подъеме сдвигай, на спуске раздвигай, то же самое делай, если понадобится быстро затормозить.
С места я сдвинул «кота» рывком, но никто не пожаловался. Я подумал, что Аймерик еще что-нибудь расскажет о своем отце, но он молчал, а я вел машину со скоростью сто пятьдесят километров в час и старательно выполнял все рекомендации Брюса. К тому времени, когда я наконец начал более или менее соображать, чем занимаюсь, мы уже одолели половину Содомской котловины. Местность была настолько хороша, что все разговоры сводились к восторженным восклицаниям, а я смотрел только на дорогу. Через полчаса мы достигли перевала, спустились в Каньон и помчались по извилистой дороге к Утилитопии.